Владимир Михайлов - Вариант «И»

– У меня все еще сомнения: возможна ли такая власть в России? Обернитесь назад: за все последние десятилетия там никогда не существовало согласия между правителем и меджлисом – независимо от личностей. Там правитель слишком ограничен в своих действиях…

– Лишь на первый взгляд. На деле же в России – опять-таки как и у нас – давняя традиция единоличного правления, независимо, есть ли там меджлис или его нет. И все зависит от лица. Если к власти придет некто, обладающий авторитетом у населения и наделенный правами…

– Вот если бы у них появился король…

– А разве я не говорил вам, что об этом тоже был разговор? Они и сами понимают, что именно такой выход явится для них наилучшим.

– Воистину, это было бы хорошо. Но боюсь, если даже они захотят этого, нам от этого будет мало пользы: им нужен король, которого признает весь мир, но прежде всего – они сами; то есть король по праву. Значит – кто-то из потомков династии, которая царствовала последней. Такие люди есть, но они – люди Запада, и не приблизятся к нам.

– Так думал и я. И поручил собрать сведения. Они оказались неожиданно обнадеживающими. Есть и другие потомки. Законные более других. Их родоначальник – Мир Али ас-Сабур, сын последнего русского шахиншаха. Он спасся и жил при дворе тегеранского шаха Резы. У него было мужское потомство. Сейчас там не осталось никого из этой линии, но я приказал искать везде. Напасть на след. Если это нам удастся…

– О, это был бы мард-и-вакт наших времен.

– Воистину, если бы такой человек взошел на русский трон, он заслуживал бы имени Сахиба аз-Замана, владыки эпохи.

– Именно так, эмиры.

– Но будет ли он мусульманином?

– Внешне – быть может, и нет. Но душой – наверняка. Ибо по принесенным мне сообщениям, все женщины в этой линии, начиная с жены Мир Али, были мусульманками. И что бы ни происходило с ними потом – конечно же, ими и оставались. Аллах акбар.

– Аллах акбар. Но все же мы должны призвать к размышлениям об этих делах наших иджма.

– Да будет так. Итак, мы согласны в этом?

Я услышал одобрительные восклицания.

Теперь я мог быть уверен в том, что брошенные мной зерна упали на плодородную почву.

Сразу же после этого…»

На этом запись старого дипломата окончилась. Видимо, что-то помешало ему даже завершить фразу. Собственно, мне ясно было – что именно: пуля снайпера, пущенная через окно. Не вполне ясным для меня было лишь: стоял ли за спиной стрелка мой заказчик – или другие люди. Могло быть и еще интереснее: убили одни, а материалом воспользовались другие, первыми оказавшиеся в нужном месте. Над этим предстояло еще подумать.

Я взглянул на часы. Назначенное мной время уже миновало. Курьер опаздывал. За все последние минуты тут появился только официант, убиравший посуду после завтрака: я слышал, как он стучал и Наталья впустила его. Сейчас он как раз закончил устанавливать все на своем катафалке и ждал, похоже, пока я сниму наушники, – чтобы подписать счет, наверное.

Я кивнул. Он и в самом деле приблизился. Я всмотрелся и узнал его. Он остался невозмутимым; подойдя почти вплотную, положил на край стола сверточек размером со спичечную коробку.

– Ваш заказ, сударь.

Я уже понял: это и была затребованная мной катушка, аппарат для обнаружения заложенных зарядов на достаточно больших расстояниях; он давал мне возможность проверить трассы предстоящих проездов. Я обязан был что-то предпринять в связи с моими предположениями и новой для меня информацией Липсиса.

– Благодарю вас.

Он кивнул, глядя на меня взором больной собаки. Не мое дело, конечно, но я не удержался и спросил:

– Вы здоровы?

– Я – да… – ответил он уныло. – Весьма признателен вам за заботу.

– Вы – да; а кто же – нет?

– Увы… Только что сообщили: на улице трагически погиб генеральный директор наших Объединенных Телестудий…

– Каким же образом? Попал под машину? Нет, разумеется, он не ходит пешком!

– Разумеется, нет, сударь. Он ехал в своей машине, в том самом бронированном «мерседесе», что подарил ему еще предыдущий президент…

– Как же в таком случае?..

– Машина взорвалась. Такое прискорбное происшествие! И когда только для нас наступит нормальная, тихая, безопасная жизнь?..

Он смотрел мне прямо в глаза, и его взгляд выражал все, что угодно, кроме сожаления и тоски по спокойной жизни. За этим человеком я знал несколько идеально проведенных операций по нейтрализации крупных деятелей; не у нас в стране, но родом-то он был отсюда. Российская косточка. На сей раз дело сделал кто-то другой; хотя – откуда мне знать? Я не выбираю людей для таких акций, мое дело – лишь написать о случившемся.

– Спасибо за новости.

– Печальные новости, сударь.

– Очень печальные, разумеется.

– С вашего разрешения, я увезу посуду на моем транспорте. Кстати, ваша машина на стоянке. Ключи в замке.

– Сделайте одолжение, увезите. И еще раз спасибо, на этот раз за машину.

– Был рад услужить.

Он повернулся и, неслышно ступая, исчез вместе со своим инвентарем. Я окликнул Наташу:

– В каком ты состоянии? Нам пора на съезд.

– Сейчас. Еще пять минут…

Женщина остается женщиной – ей всегда не хватает пяти минут, которые на практике оборачиваются четвертью часа. Да, кстати, о женщинах…

– Наташа! Как же это ты ухитрилась впустить его и потом оставить наедине со мной? А если бы он оказался…

Она не позволила мне закончить:

– Если бы он оказался – у него в спине сидело бы две, а может, и три пули. Почему, ты думаешь, я не успела с макияжем? Я отсюда все время держала его на мушке. Раз уж мне приходится играть роль твоего телохранителя, я стараюсь соответствовать.

– Ты чудо, а не женщина. Но ты уверена, что попала бы из браунинга?

– Не уверена. Поэтому я взяла твой «Узи».

На это я просто не нашел, что ответить. Как было сказано в только что прослушанной мною записи, в семье управляет жена. Она не была мне женой, и мы не составляли семьи, но в этот миг я подумал, что Аллах и на самом деле милостив и милосерд. А значит, все еще возможно.

– Машина ждет, – сказал я ей. – Пошли.

– На вернисаж?

– В конечном итоге. Сперва – небольшая прогулка по городу.

Похоже было, что меня решили на какое-то время оставить в покое: машина оказалась в полном порядке. Правда, я и сам сделал для этого не так уж мало: более или менее договорился с Батистовым и не расторг устный контракт со Стирлингом; значит, ни тот, ни другой не были сейчас заинтересованы в том, чтобы вывести меня из строя – совершенно или на время. Однако они вряд ли были главными моими недоброжелателями.

Я ехал медленно, соблюдая все правила, и до дома напротив пивного бара мы добирались целых сорок минут. После компактных европейских городов к московским расстояниям каждый раз приходится привыкать заново. Возле бара я притормозил, но глушить мотор не стал, мы постояли минуты три, пока я пытался представить себе, как некто выйдет из этого подъезда, где будет в это время стоять его машина, где расположатся телохранители и – самое главное – из каких окон или с каких крыш будут прицеливаться чужие снайперы; в том случае, конечно, если им известно, что движение начнется именно отсюда.