Александр Розов - Чужая в чужом море

— Иллюстрации, — подсказал Уфти.

— Да. Вот! Я хочу тебя грабить. Объясни, почему лучше этого не делать. Начинай.

Глядя на юную африканку, для которой война и вооруженный разбой были такими же обычными явлениями, как для жителя Нью–Йорка – счета за электричество и налоги, Жанна, не без злорадства, подумала: «Посадить бы сейчас сюда, на мое место доктора Хобсбаума с его теорией этики ненасилия – что бы он запел, находясь на этом берегу, напротив этой полудикой голой девчонки с автоматом, из которого она уж точно не раз стреляла в людей? Так что? Не судите оппонента строже, чем себя? Не относитесь к оппоненту, как к средству? Будьте беспристрастными в формулировании собственных целей и попытках понять цели оппонента? Нет, скорее всего, он бы просто обделался».

— Ты не можешь объяснить, — констатировала Мзини, — Никто не может. Теперь возьми.

Она протянула канадке свое оружие, держа его за середину корпуса.

— Но я все равно не умею им пользоваться.

— А я тебе буду говорить. Возьми, пожалуйста. Иначе я не смогу делать иллюстрацию.

Жанна нерешительно сомкнула пальцы на пистолетной рукоятке, и африканка тут же убрала руку. Пистолет–пулемет оказался у канадки в руках.

— Что дальше? – спросила она.

— Сдвинь предохранитель. Это флажок рядом с твоим указательным пальцем. Вот так. Теперь потяни назад штуку, которая справа, и отпусти.

Оружие в руках у Жанны негромко клацкнуло. Мзини встала, сделала несколько шагов назад, и подчеркнуто–спокойно сказала:

— Оно готово. Если нажать крючок, то выстрелит. Я хочу тебя грабить. Что ты делаешь?

— Наверное, я попробую тебя напугать. У меня же оружие.

— Попробуй, — предложила та, — Только не нажимай крючок.

Канадка вздохнула и стала медленно поворачивать ствол оружия в сторону Мзини. Та отскочила на несколько метров, спряталась за небольшим валуном, и оттуда крикнула:

— Ты мне объяснила, что грабить не надо. Я могу попробовать отнять у тебя оружие, но мне страшно. Вдруг ты успеешь, ты попадешь, и я умру? Поэтому, я уже не хочу тебя грабить… А сейчас лучше отдай оружие Уфти.

Жанна попыталась выполнить ее просьбу, но почувствовала, что не может. Рука будто приросла к рукоятке. Настоящий папуас покачал головой и одним мягким движением вынул пистолет–пулемет из ее рук. Мзини радостно выскочила из своего убежища.

— Видишь! Если у тебя есть оружие, и у меня есть оружие, и у всех хороших людей есть оружие, то солдаты не нужны. Ты это хотела сказать? И я это говорю!

— Детский сад, — проворчал Уфти, сделал что–то с пистолет–пулеметом, в руках у него на мгновение оказался маленький золотисто–блестящий патрон, а потом исчез в длинной коробке магазина, которую настоящий папуас уже успел вынуть. Два металлических щелчка, а затем папуас бросил пистолет–пулемет в сторону Мзини. Она легко поймала оружие в воздухе и положила обратно на свою одежду.

— Детский сад, — повторил он, — Много ты навоюешь с одним карманным пулеметиком. Бандитов, которые воруют людей и отбирают бананы, можно урыть из пулемета. А как дело дойдет до дележки урана, тория и прочей таблицы Менделеева…

— Это просто! Мы этим поделимся с вами. По–братски. А вы их уроете своей бомбой. Как показывали по TV… Бух! – африканка вскочила и исполнила выразительную пантомиму, показывая вспышку и взлетающее в небо облако ядерного гриба.

— Вот! – сказал Уфти, подняв вверх указательный палец, — Без профессиональных солдат никак не обойтись. Нужна или своя армия, или арендованная по–братски у соседей.

— Боже! – воскликнула Жанна, — Чему вы ее учите!

— А чему мы должны их учить? – послышался спокойный уверенный голос Рона.

Он стоял в нескольких шагах. Пума, как большой пушистый черный котенок, свернулась у него на руках, крепко обняв худенькими, но сильными руками за шею. По обоим телам, смугло–бронзовому и темно–шоколадному стекали капельки воды.

— Так чему мы должны их учить? – повторил он, — Тому, что бог библии велел делиться с юро, а бог корана велел делиться с арабами? Это они уже проходили. Им это обошлось в 80 миллионов жизней. Вдвое больше, чем живет во всей Канаде.

— Послушайте, Рон, моя страна никогда не участвовала в работорговле, и не захватывала колоний в Африке!

— Извини, Жанна, — смущенно сказал он, — Я это просто для примера по цифрам.

— Одичали мы тут, вот что, — проворчал Уфти.

— Это потому, что вы много обсуждаете политику, — авторитетно заявил Дузу, — А от нее сплошное дерьмо. Вот я сварил хороший ройбос, а никто не пьет. Почему? Потому, что обсуждают дерьмовую политику. Даже кружки не помыли. Мне обидно.

— Извини, Дузу, — настоящий папуас дружески хлопнул танзанийца по плечу, встал, сгреб алюминиевые кружки в охапку и побежал к озеру.

— Эй! – крикнул тот, — А ты будешь играть на своей смешной гитаре?

— Да! – откликнулся Уфти, — Если вас еще не задолбали мои песни!

Мзини захлопала в ладоши, нырнула в кабину самолета, и через миг появилась оттуда, держа в руке миниатюрную четырехструнную гитару.

— Это – укулеле, — сообщила она Жанне, — Уфти говорит, что ее придумали в Папуа, а в интернете написано, что на Гавайях. Как теперь проверить? Давно было.

…

После первой кружки красного душистого ройбоса, настоящий папуас тщательно вытер руки, взял укулеле, медленно провел пальцами по струнам и сообщил:

— Для начала – баллада про трех жирафов, влюбленных в одну прекрасную зебру. Типа, доисторическая африканская легенда в моей любительской обработке.

Репертуар Уфти был довольно разнообразен по жанрам и ритмам, но все сюжеты, как один, крутились вокруг основного инстинкта… Точнее, даже не крутились – они были прямолинейны, как луч света в межгалактическом вакууме. Юмор в них был такой же прямолинейный – но получалось действительно весело. Отсмеявшись над десятой по счету балладой, Жанна покрутила головой, чтобы прийти в себя и спросила:

— Почему мне казалось, что солдаты обычно поют про войну?

— От штампов из плохой прессы, — предположил Рон, — В некоторых толстых газетах для гамбургероедов, солдат представляют какими–то извращенцем. А солдат – это просто такой человек. Ему, как любому нормальному человеку, хочется петь о хорошем.

— Жесткая эротика, — объявил Уфти, — Про ковбоя, его лошадь, и сигарету с марихуаной.

— О, боже! — воскликнула канадка, — До этого, значит, была мягкая?

….

Часа через два, Дузу глянул на солнце, уже клонящееся к закату, и покачал головой.

— Жанна, нам бы пора в отель ехать. В темноте на дорогах нехорошо. Не безопасно.

— Он верно говорит, — согласилась Мзини, и добавила, — А у нас в Мпулу можно ездить хоть ночью. Народная милиция. Безопасно.