Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)

Такого просто не могло быть! Это же беспредел…

Впрочем, теперь он умывает руки. Умные слова, произнесенные мной (совершенно бессмысленные, надо заметить) не входили в компетенцию бравого «быка».

— Савельич, — он повернулся к парню в золотых очках. — Это по твоей части. Давай.

Адвокат выступил вперед и, ласково улыбаясь, спросил:

— Простите, а на основании какого решения вы не допускаете нас в помещение, которое согласно последним постановлениям все-таки передано в нашу собственность? У вас есть документ, отменяющий это решение?

Ничего у нас не было. Откуда чему-то взяться?

— Ну, в данный момент официальных бумаг мы предоставить не можем, — произнес я, спустившись на ступеньку вниз, так, чтобы Сайфер с Маусом остались у меня за спиной. — Это связано с тем, что юридически процедура исправления ошибки ревизионной комиссии еще не началась.

Адвокат расплылся в улыбке. Столь легкой победы он даже не ожидал. За его оппонентами не было ничего. Официально они были просто бандиты, захватившие чужую частную собственность. Соответственно, бороться с ними не только «можно», но как бы даже и «нужно». А уж бороться такие честные работяги, как Зимин и все его семейство, умели.

— Удивительно, — адвокат вскинул брови. — Выходит, все ваши действия откровенный захват? Господа, так дела не делаются! Извольте представиться. Вы частные лица или представляете какую-то организацию? Мне очень жаль, но ваши действия будут классифицированы как противоправные, в силу чего…

— Мы выполняем свою работу, — прервал я его. Прения начинали надоедать. — Мы выполняем работу и представляем организацию. Федеральный фонд защиты прав несовершеннолетних…

Адвокат замер с раскрытым ртом. Кажется, в мыслях он трижды успел проклясть свою глупость. Причем совершенно заслуженно. В деле с центром творчества он забыл ключевое слово «детский», а потому не учел некоего существенного фактора. То есть нас.

Непростительный шаг для современного столичного юриста.

— Вы… хотите сказать…

— Да, — кивнул я. — Хочу. И уже сказал. Так что вы изрядно поспешили. Мы уже приняли решение, осталось лишь официально его провести.

Адвокат сделал шаг назад. Он уже понял, а вот браток еще нет. Наше официальное название было известно не столь широко…

— Я чо то не воткнул, Савельич, — не сводя с меня глаз, произнес он. — Это чо, беспредельный захват что ли?

— Поехали отсюда, Корявый, — не своим голосом отозвался юрист. — Тут все нормально…

Браток мог чего-то не понимать, но полным кретином назвать его было нельзя. Люди его специальности порой неплохо разбираются в законах, и наш с адвокатом разговор не стал для него темным лесом.

— Куда ехать? Ты чо тупишь? Они ж тут без единой бумажки. Правозащитники, мать их… Да я ща ментам звякну, пусть вышвырнут их отсюда к чертовой матери!

— Ты мне еще в морду дать погрози, — неожиданно вступил Маус.

— Тебе? — Браток, превосходивший хакера размером раза эдак в два, посмотрел на него, как на наглого таракана. — Ты чо, наехал? Ну давай! Давай!

— Даю! — Маус сделал какой-то невразумительный взмах, и в руке у него сверкнула натянутая струна.

Браток на мгновение замер.

Похоже, хакер не выдержал и решил перейти на знакомый пацанам язык. Не скажу, что это было столь уж необходимо, зато эффект проявился почти моментально.

Адвокат сделал еще пару шагов назад. Теперь это и вовсе было не его дело. Угодить в «клиенты Струны» ему совершенно не улыбалось. Всем своим видом юрист показывал, что теперь он не с бритоголовой парочкой, а как бы отдельно. Клумбу вон разглядывает, наслаждается эстетикой…

Помощник старшего «зиминовца» отступил на шаг. Похоже, и он струхнул, увидев в руках Мауса оружие, знакомое ему по новым городским легендам. Даже грузчики — и те оживились.

— Ребят, да вы чо творите? — вытаращил глаза старший. — Вы чо, ребят, могли сразу сказать, в чем тут маза? А?

— Мы тебе всё разжевывать должны? — спросил я. — Так, что ли, не понял?

— Да мы ж это… Предупреждать надо, откуда нам знать, что вас касается, а что нет? Может, тут не ваш интерес, заявили б хоть…

— Всё, что касается детей — интерес «Струны».

Адвокат сжался и чуть было не присел, услышав слово, которого так боялся.

— Валите отсюда. Быстро. Чтоб духу вашего тут не было. Ясно?

— Да, ладно, — отступил браток. — Понятно всё. Уходим уже, чего там… Мы ж только эта… Ну ясно, короче, пацаны, что ж мы, не свои, что ли? Не договоримся? Мы ж…

Увидив, что на всю эту эскападу ни я, ни Маус, ни, тем более Сайфер не реагируем, браток сделал пару шагов назад и махнул рукой, давая знак сворачиваться.

Бригадир рабочих хотел было подойти, выяснить, что происходит, но очень быстро смекнул, что сейчас под горячую руку лучше не лезть.

Я посмотрел в сторону, туда, где из-за крайнего окна центра детского творчества за мной наблюдал Николай Натанович. По-моему, он глядел на нас с ужасом.

Небоскреб нависал над нами, и казалось, что он и впрямь подпирает плоское небо, а облака — всего лишь изображение на громадном кристаллическом мониторе. Машина за нашими спинами фыркнула и укатила в подземный гараж, а мы с Маусом просто стояли, смотрели на высоченное здание, размышляя каждый о своем.

Я вспоминал Николая Натановича… Взгляд, которым он провожал нас после встречи с выводком Зиминых… И непонятно, что скреблось у меня внутри — совесть ли, раздражение или попросту накопившаяся усталость?

Зачем я вступал в «Струну»? Ведь не затем же, чтобы бороться с системой изнутри? Не ловкий Штирлиц, а трусливый заяц, спасавший свою драгоценную шкурку. А что не только свою — так это, как выражается поколение Мауса, голимая отмазка. «Струна» не церемонится с врагами — но ведь не мстит до седьмого колена. Не тронули б они ни родителей, ни сестру… Или все же? Я до сих пор не знаю ответа. Слишком разные у нас люди. Я даже не знаю, чей именно отдел охотился на меня по всем правилам струнной музыки. Не рыться же в базе данных… я все-таки не совсем идиот.

И как раз по этой причине, подписывая в кабинете Кузьмича некую бумажку, я уже тогда знал, что меня ждет. К примеру, такие вот взгляды тех, кого раньше я считал своими единомышленниками. Хотя, конечно, на одну доску с Николаем Натановичем мне никогда не встать. Он всю жизнь посвятил любимому делу, он, видимо, педагог от Бога, а я… Вылетел в свое время из инженеров транспорта, перевелся на матфак педагогического… Честно отучился, честно учил… то есть пытался учить. Но при всем при том — мы с ним люди одного мира, одного воздуха… и тридцатилетняя разница тут не помеха, в то время как поколение Мауса — это уже совсем иная реальность.

— Красиво, — вклинился он в мои сумбурные мысли. — Правда, шеф?