Виктор Колупаев - Безвременье

Виртуалу пришла в голову мысль о том, что в этих очередях он почему-то никогда не видел человеко-людей. Пришла, да и ушла бесследно. Он облил водой пальто, брюки, ботинки и рукавицы, но рукавицы были кожаные с шерстяной подкладкой и воду внутрь не пропускали.

Идти с полной канистрой было тяжелее. И виртуальный человек несколько раз поскальзывался, но не падал, потому что был натренирован, и пляска, которую он исполнял, когда материя-сама-по-себе уходила из-под ног, только разогревала пальцы в ботинках, и это было приятно, хотя и чуть-чуть рискованно. Но все же и приятно.

Ориентируясь на все возрастающую радиацию, виртуал вышел к углу дома с несчетным количеством подъездов и квартир. А его подъезд был самым крайним в бесконечном ряду. Виртуалы и всевозможные транспортные средства, как всегда, кружились водоворотом. Одни вселялись, другие наблюдали за вселением, ждали чего-то, присматривались, а третьи, кажется, уже выселялись. Вглядываясь в номера подъездов, чтобы не пропустить свой бесконечно удаленный, виртуал наткнулся на книжные развалы. Книгами никто не интересовался. Возле них даже образовалось некоторое пустое пространство. И как только виртуал со свернутой от усталости и напряжения шеей ступил на это оскверненное, что ли, место, его окружили книготорговцы.

— Денег не беру, — сказал виртуал, чтобы только отвязаться. Кто знает сегодняшний курс валюты? Надают мешок, а тут и с канистрой не знаешь, что делать.

Но не тут-то было!

— С отсрочкой! Сами донесем! — А один даже угрожающе заявил: — Без сдачи!

Виртуал сник. Не отвертеться!

— Эх, ты! — сказал один из них, обутый в пимы. Кроличий треух на его голове сидел небрежно, немного даже залихватски, а бараний полушубок в талию был распахнут. Задрав красную кумачовую рубаху, он вытащил из-за пояса холщовых порток новехонькую книгу. — Сам не знаешь, где твое счастье. Смотри! Издательство "Чья-то мысль". Переплет коленкоровый. Гарнитура высокая. Бумага мелованная. Да мне за такую книгу и десяти номиналов не жалко.

— Не нужно мне десять номиналов. Одного даже не нужно.

— Да как же так?! Да ты виртуал нормальный или научный работник?! Да ты хоть пользу свою понимаешь?! Ведь — Гераклит Темный! "О природе" — называется.

— Что?! — вскричал виртуал.

— Вот тебе и "что"! Однотомник Гераклита Темного!

— И у нас Гераклит! — оживились другие книготорговцы.

— Издательство "Антимир". "Музы" Гераклита.

— "Правило негрешимое уставу жить". Миниатюрное издание.

— "Указатель нравам". Ин фолио.

— "Единственный порядок строю Всего" Гераклита Эфесского. Оригинал на машинке. Со скидкой. Самиздат.

Заволновался виртуальный человек, загрустил, хотя канистру с водой из рук не выпустил. Но валюты ему действительно не надо было. Теперь книготорговцы будут обходить его за сто парсеков. А тут, как назло, несколько дней, в которые можно было сдать валюту в банк, сами собой изъялись из перепутанной череды суток. Конечно, можно надеяться, что согласно законам теории невероятностей, попрут они когда-нибудь один за другим. Но ведь это в будущем, то есть в прошлом, то есть в настоящем. В безвременьи, словом.

— В библиотеке, может, возьму... — сказал виртуал.

— Ну, ты даешь! В библиотеке! Там тебе меньше дадут, как же! Виртуалом ты был, виртуалом и останешься, хрыч младой!

Виртуал знал, что от знаменитого сочинения Гераклита Эфесского до настоящего времени дошли только фрагменты. Впрочем, понятие "настоящее время" являлось каким-то неопределенным, зыбким, и в чем тут дело, виртуальный человек не знал, да, признаться, и не хотел знать. Жить было можно. Но вот полное собрание сочинений Гераклита... Было от чего застонать или даже удариться об угол дома с несчетным количеством подъездов.

На шум начали сходиться другие виртуалы. Иные, впрочем, просто чтобы покурить в компании. Кое-кто небрежно листал книги, но получать валюту почему-то никто не собирался. Откуда-то приковыляла теща виртуального человека, поинтересовалась. Но этой-то просто из-за улучшения слуха послышалось, что продают апокрифические Евангелия с иллюстрациями Дюрера-Дорэ. А покупать труды Гераклита Эфесского, вроде бы, никто и не собирался.

Косолапя босыми ногами, подошел приземистый широкоплечий виртуал с прекрасной классической лысиной.

— Плешивость — не увечье, — сказал кто-то. Кажется, Аристотель, сам, кстати, плешивый.

Лысый потолкался, высвободил руки из поношенного, но чистого гиматия, листнул "Правило негрешимое уставу жить", сказал:

— А... читал, читал. То, что понял, — прекрасно, чего не понял, наверное, тоже, только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком, чтобы не захлебнуться в ней. А, впрочем, за два обола возьму. Ксантиппа послала на рынок за свежей чемерицей, да только чемерицу разве что к обеду вчерашнего дня привезут. А соленая в кадках, признаться, надоела на симпосиях. Так что? Отдаешь?

— Нет, — сказал книготорговец, к которому обратился лысый. — Курс обола мне неизвестен. Сообщений не было.

— Да чем тебе плохи оболы? Ведь оболы — это деньги, не правда ли?

— Ну, правда.

— А деньги берут в обмен на товар, ведь так?

— Так.

— А книги Гераклита — это товар, раз она продается?

— Товар.

— За товар ты даешь деньги или за книгу Гераклита — оболы. Ведь так?

— Иди, дядя, к собакам! Иди! Достукаешься ты до чаши с цикутой!

— О, афиняне, — сказал лысый, - не понимаете вы еще, что я послан к вам богами, чтобы тормошить вас, не давать вам спать!

Тут у лысого с книготорговцами начался какой-то специальный разговор, а виртуальный человек огляделся и увидел, что на том месте, где вот-вот должны были начать строить кооперативные погреба, возле вертикально торчащей каменной плиты сидит сам Гераклит. Ясно было, что мерзнет он изрядно в своей не по-зимнему легкой одежде. Но вид у Гераклита все же был вызывающий, нагловатый даже. Виртуал подошел к нему и сказал:

— Вот вас выселили незаконно... Что же вы молчите?

— Чтобы не болтали, — ответил философ.

Виртуал смутился и продолжать разговор не стал. Но и уйти просто так казалось ему неудобным. Он подошел к заиндевевшей плите, различил на ней какие-то буквы, стер изморозь рукавом пальто и прочел:

Я — Гераклит. Что вы мне не даете покоя, невежды?

Я не для вас, а для тех, кто понимает меня.

Трех мириадов мне дороже один; и ничто — мириады.

Так говорю я и здесь, у Персефоны в дому.

По нетронутому снегу виртуальный человек обошел плиту, почистил надпись на другой стороне и вдруг понял, что это самый настоящий надгробный памятник! На плите значилось:

Не торопись дочитать до конца Гераклита — эфесца —

Книга его — это путь, трудный для пешей стопы,