Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

— Босс, сбереги хотя бы остальных. И… и посади мне на могиле вишню. Пожалуйста. Дай Бог, чтобы мы как можно дольше…не встретились… Там… Не приходи, слышишь?

Его начинает мучить сухой свистящий кашель. Опасный признак. Это начинают спадаться лёгкие… Я пытаюсь утереть ему рот, поднять голову повыше, хочу крикнуть помощи, но он внезапно с последней, собранной воедино силой хватает меня за запястье:

— Оставь, Босс… Не мешай. Прошу, не трогайте меня. Не трогайте…Я отхожу. Не продлевай…моих мук. Прочти потом за меня…молитву, что ли…я не помню…уже…слов… — сглатывая кровь и кипящую уже на подбородке пену, Юрий говорит торопливо, словно стремясь закончить.

Он с огромным трудом приподнимает вторую руку ко мне, словно силясь сказать мне ещё что-то последнее, наиболее важное…

И, внезапно шумно и судорожно глубоко вдохнув, он вытянулся и замер. Рука мягко и бессильно упала вдоль тела на примятый многочисленными ногами снег…

«Господи, упокой и прими душу его»…

Я встаю, снимаю каску и шапку. Стою молча, а затем поворачиваюсь к подошедшему молча Упырю:

— Никогда не хотел думать об этом, Славик, но похоже, что сегодня нам придётся официально заложить наше собственное кладбище… Благо, на той поляне и так уже покоятся семеро… — Тот мрачно кивает и в сердцах пинает чью-то торчащую из заметаемой снегом кучи ногу.

Нарождающийся робкий день встречает нас картиной окровавленного снежного полотна и запахом воцарившейся смерти.

…Тусклый свет свечи разгоняет полумрак помещения крайне неохотно… На душе противно и пусто. Мне впервые стало казаться, что всё, что я делаю, напрасно. Что, продлевая агонию, мы лишь жалко торгуемся со Смертью. И та, смеясь, снова прячет в складках накидки медяки, приготовленные ею в уплату за жалкие и мелкие наши жизни, машет снисходительно рукой, — мол, завтра зайду, несчастные… Ждите и трепещите.

И самое страшное в том, что людскому роду абсолютно нечего предложить ей взамен. Сколько бы ни изобрёл человек чудес и не произвёл вещей, не накопил богатств и не заботился о своей шкуре, ему нечем откупиться от Старухи. Для неё все наши ценности — ничто.

Её основное мерило — непреходящая вечность. Её главный капитал — воздушные шарики с последними выдохами всего человечества, парящие в неведомых небесах на ниточках оборванных или отжитых судеб. И среди их разноцветной толчеи всегда и всенепременно ею найдётся местечко для вашего, каким бы ни казался забитым ими под завязку незнакомый небосвод. Изыщет просвет и обязательно втиснет, похохатывая.

Эдакое «резиновое» небо, увенчанное тонкими уродливыми пузырями, как памятниками прежних людских никчёмных тщет. Видимо, чтобы увеличить собственную ценность в глазницах Косой, следует до крайности, до немыслимого предела возлюбить, духовно и физически вознести себя.

Чтобы в её дырявых карманах ещё долго не набиралось нужных для покупки лестницы к вашей вершине копеек…

…Сейчас конец марта. Время, когда в прошлой жизни эти места накрывали щедрый стол для идущей по заросшим травой и цветами лугам Весны. Теперь же на дворе всё так же снежно и чуть менее морозно. Пелена туч, не покидающая небо, лишь дважды на краткие минуты бывала подсвечена тускло-жёлтым светом бессильного солнца. Благословенный Юг превратился на несколько лет в «отбеливатель» для кожи. В рай для пингвинов, которые, того и гляди, поселятся здесь. И праздных лыжников, которых мы теперь увидим ох, как не скоро….

Наметённые торосы в замёрзшей бухте вызывали удивление своими размерами. Несчастные деревья трещали под напором ветра и мороза. Лишь на пару часов в день становились видны горы с противоположной стороны бухты. Белые и промёрзшие настолько, что давно перестали быть видны без бинокля покрывающие их невысокие леса и приземистые, скрытые по трубы снегом, домики.

Белые, крутые и безмолвные горы. Холодные и с виду совершенно мёртвые.

Впрочем, наша сторона выглядит оттуда немногим лучше. Вот только осталось ли там кому любоваться и сравнивать?

Наши женщины, штопая нашу выстиранную, уже всё чаще простреленную одежду, днём бодрятся и иногда поют нам милые песни прошлого. А ночью тихо плачут от страха грядущего в и без того сырую подушку.

Похоронив своих, мы некоторое время пребывали, словно в ступоре. Звуки заступа и лома о мёрзлую почву не навевают оптимистичных настроений. И именно поэтому сегодня я решил слегка «взбодрить» приунывший народ. Через силу, но нам нужно отдыхать морально. Сбрасывать груз накопившихся эмоций и негатива.

Иначе дело дрянь. Не вывезем. Сбрендим, взвоем, повесимся…

На этот вечер мною втихую запланированы баня, шашлык и пара, другая бутылок столь тщательно сберегаемой мною водки. А женщинам я выставлю золотистого вина. Ради такого случая я даже внепланово погоняю пару-тройку часов генератор и напомню уставшим и выдохшимся людям о том, что есть у нас и другая музыка, кроме визга пуль.

Напиться в хлам не получится, но стресс снять отчасти можно. Тем более, что с некоторых пор неким лицам пора б и объясниться в чувствах, если это ещё можно так назвать в свете нынешних реалий. А под «шафе» это куда как проще сделать. Так что пусть хоть что-нибудь слегка оживит напряжённую обстановку.

Решено, — «сегодня в нашем мрачном клубе будут танцы». Пойду, объявлю «выход»…

… Вот уж не думал, что наши наивные «гулянья», «дискотека» на утоптанном снегу и горстка мяса, смоченная кое-как спиртным, способны так разогнать кровь и согреть душу.

Как оказалось, мои предположения и подозрения оправдали себя почти полностью. Народ позабыл о многом, едва «приняв на грудь». Так что на конец апреля-мая, в зависимости от состояния дел и погоды, в тот вечер было назначено три «бракосочетания». Конечно, сказано громко, но, как говорится, «жизнью смерть поправ»? То-то и оно…

Само собой, — Сабир и Верка, а вот Ольга меня удивила. Кто бы знал, что наша тихоня и скромница так неравнодушна к Иену?!

Да и подраненная девица «лесников» подзапала, как видимо, на очухавшегося на Базе и ходко шедшего на поправку Бузину. Тоже мне, — пара лежащих по полатям инвалидов, а туда же! То и дело ползают друг к другу «поболтать», а на самом деле потискать друг друга по мере прибывающих сил.

А может, уболтать ещё и сына, да и оженить его на маленькой заразе Славика?! Чтоб рыжая тёща одновременно радовалась и мучилась? Тогда вечеринку закатим на четыре пары… Ладно, никаких пока ещё «свадеб», — пусть все сперва залижут раны. «Огород» свой пусть сперва отсеют.

Мои припасённые семена уже тайком достали из коробки и засунули в набранную и отогретую в жилье землю. Прямо нетерпячка напала на народ. Жажда деятельности и свежих овощей привела к тому, что мне пришлось чуть не палкой убеждать и отговаривать некоторых не бросать семена пригоршнями прямо в снег. И удалось отстоять запас столь дефицитных ныне удобрений от неумелого закапывания целыми вёдрами в землю.