Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

Теперь подвал был похож скорее на оранжерею, чем на бункер, — все проходящие каждый час суют нос в поливаемые всеми ящики, коими заставлено всё и вся, и с нетерпением ждут всходов. Отряд Мичурина, нечего сказать! Стахановцы мотыги. Сырость и грязь от их «стараний» стоят невыносимая. Но я пока терплю…

Все эти «постпраздничные» дни отряд из семи человек, включая Носа и Переверзю, увлечённо выжигал из земли мороз, разведя сдуру по отмеренному периметру пал до небес. А затем, словно саранча, накинулся на работу. За пару дней ими был вырыт и обит выловленными ранее из затонов досками квадрат под устройство заглублённых теплиц.

Набив за доски для тепла всякого хлама, народ сколотил кое-какую обрешётку, и приготовился к рысканью по долине в поисках автомобильных или витринных стёкол. Но ввиду пока ещё перемёрзших городских затопленных районов пришлось сие полезное занятие отложить. Хотя Хохол во всеуслышание грозился раздеться и нырять в полынью. Как за шлемом Македонского.

И лишь известие о том, что лёд местами достигает толщины порядка восьмидесяти сантиметров, а вода около нуля по Цельсию, охладило его пыл.

— Нет, ну надо же, — ворчал он озадаченно. — Пяточкой-то не пробьёшь…

Особо рвались к «хозяйству» Карпенко, Переверзя, Хохол и, — что меня просто как громом поразило, — Иен. Складывалось впечатление, что за первый свежий кабачок или пучок задрипанной петрушки эта братия вырежет половину Азии.

Интересно, сможем ли мы раздобыть хоть какой домашней живности? Заламывающий трагически руки Карпенко чуть не каждый день полоскал мозги Чекуну, некогда имевшему несчастье (или глупость) вместе с Бузиной наобещать ему под вино поставить на наш двор пару коров.

Но поскольку возлежащий на матраце в нашем «госпитале» Бузина счастливо избегал нытья хозяйственного сверх всякой меры Карпенко благодаря женщинам, гнавшим вечно перепачканного землёю бойца из подвала взашей, то все муки отбрехивания доставались пройдохе и шутнику Чекуну.

Как только последний видел Карпенко или слышал его звонкий голос, великаном овладевало жгучее желание забраться куда-нибудь в махонькую щелку до утра. Карпенко умудрился достать лейтенанта до такой степени, что однажды я застал в их исполнении такую картину: стоя на коленях, Чекун, приставив вытянутые указательные пальцы к вискам, давал присягу раздражённому и красному Карпенко привести ему «вот ну точно такую же корову, гляди!».

— А заодно и козла бородатого! — трубно взревев, Чекун заставил Карпенко аж попятиться.

При этом лейтенант бодливо качал головой и старательно мычал, «наступая» на коротышку. Мужики, наблюдавшие за этой пантомимой во время перекура, уже не могли хохотать, а лишь тоненько подвывали, приседая и корчась у забора.

Завидев меня, Карпенко, позабыв об «атакующем быке», вытянулся во фрунт. Увлёкшийся Чекун ткнулся головой в его колени, ещё немного попаясничал, а затем так и замер с прижатыми к ушам пальцами.

— Товарищ Босс, вот провожу для крайних диких народов крайнего Севера урок биологии! Тема: «Российские козлы и коровы, их виды и методы обнаружения»! — вскакивая с коленок и отряхиваясь, «доложился» ранее столь прилежно и дурашливо мычавший детина.

— Вольно, выкрутился, — мне и самому удалось слегка поржать. — Выписываю вам в качестве премии два мешка пшеницы, которую вы должны вместе с вашим пастухом просеять и перебрать к севу. Как просили. Получите, распишитесь и исполняйте.

Ни хрена мы в этом году не посеем и не соберём, ребята…

Мне искренне жаль вас обманывать. И чертовски жаль вашего, уже впустую положенного труда. Пока окончательно не вернутся на круги своя погодные условия, нам не вытянуть за уши из земли даже занюханного зелёного хвостика…

Кроме усиленно отапливаемых теплиц, в которых, может быть, и вырастет получахлая зелень, ничто другое не даст в этом году урожай с открытого грунта. Просто не успеет.

Весна поздняя, «лето» будет коротким и холодным. Дождливым и ветреным. Мы попросту погубим напрасно семена.

Поэтому будем ещё долго, долго питаться тем, что есть. Экономя и растягивая, в надежде на те дни, когда в мир вернётся «мать Изобилие». И терпеливо ждать, когда планета оклемается, наконец, от поднятых столкновением тайфунов, смерчей, непрерывных движений чокнувшихся атмосферных масс и фронтов.

Запасённые мною семена хранятся в основной своей массе под углекислотой, в герметично запаянных контейнерах. Поэтому свободно протерпят ещё несколько десятков лет.

А пшеница и без углекислого газа сохраняет всхожесть по 15–20 лет.

Однако народу нужно же чем-то заниматься, потому и приходится мне уподобиться злой мачехе из «Золушки». Пусть уж перебирают, пересеивают и перетаскивают. Хотя… — а вдруг и высеем немного? Чем чёрт, как говорится?!

…Зыркнув на ни живого, ни мёртвого с перепугу Карпенко, Чекун вырвал у того лопату и, несильно треснув черенком друга по лбу, буркнул:

— Пойдём уже, Макар хренов! Надевай своё седло, Пастух небесный…

И они, ворча и беззлобно переругиваясь, утопали по направлению к дому, в который мы накануне подняли кое-какой выделенный мною для «развлечения» масс посевной материал и инструменты.

Направленная к насосной, «ломовая бригада», приведя в порядок здание после последних военных действий, занималась уже обустройством ограды. Щедро отступив по семьдесят метров от стен по периметру, люди чуть не с улюлюканьем кинулись на вкапывание брёвен. После чего занялись налаживанием дополнительных заградительных сооружений. Найденная и снятая с мёртвых опор линий электропередач разнокалиберная проволока на месте превращалась в «путанку», и щедро распределялась между устанавливаемыми в шахматном порядке столбами.

Для пущего разнообразия и устрашения между рядов проволоки насовали колючих плетей ежевики и веток тёрна.

Бензопила визжала весь день. Я невольно болезненно морщился, прикидывая, сколько бензина уходит на создание сего непролазного великолепия, но утешался тем, что на подобные нужды он, в принципе, и был предусмотрен и просчитан заранее. Насовав под нос кукишей собственной жадности, я тоже, — не пёрся пешком, а садился в потрёпанный джип, и катил на «осмотр и корректировку» работ.

Было видно, что люди устали убивать и уничтожать. Любой мужик, даже ленивый и безалаберный, рано или поздно, но становится вдруг обуреваем тягой к созиданию. Сказать честно, — когда я задумывал столь грандиозные «бастионы», я был уверен, что мне удастся занять делом людей надолго. Что горстке народу на это понадобится не один месяц. И что при этом коллектив будет хоть немного отвлекаться от грустных мыслей о вечном.