Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы

— А?!

— Я говорю, — перед тобой — людоед. Самый настоящий. Не из сказки Шарля Перро. Смотри — укусит!

Кажется, малой что-то напряжённо «листает» в своей голове. Глаза он то и дело переводит с лица мёртвого коротыша на лицо этого "нокаутированного".

И внезапно он, выпучив глаза, произносит потрясённым шёпотом:

— Я видел этого… — он кивает в сторону мертвяка. — Приходил он… к Ермаю. Два раза…

— Ты уверен?

— Точно, он! Бумагу какую-то приносил, — карту, что ли… — и что-то говорил про какого-то человека, которого нужно обязательно найти. И если возможно, взять живым.

Секунду молчит, и вдруг:

— Так это Вас они «взять» хотели! Это в поисках Вас мы мотались по горам почти три дня! — он восхищённо моргает на меня зенками.

— Ну, допустим. И что?

— А то! Что пленные, которые, я теперь точно знаю, Ваши люди… Те, что говорили… ну, о Шатуне… Они говорили между собой, что главный всех этих… — он показал на распростёртые туши, — и Ермая тоже, я так думаю, — где-то в «колодцах». Я как-то слышал ненароком. Когда лапник им приносил в сарай. Спрятался потом за стену и слушал… — он стушевался. — Я не любитель подслушивать, не подумайте. Просто в тот раз так вышло. Они думали, что я ушёл, и стали беседовать. А мне стало интересно…, ну, я и остался…

— Ладно, ладно, я верю, что ты не баба, просто любящая чужие сплетни. А просто «слушал». Дальше-то что?

— А, ну да, — про колодцы они говорили… А колодцами Ермай и Кука часто называли «схроны». Вот так и называли их по-разному, — то «колодцы», то «схроны». Правда, ни они, ни я там ни разу не были, но о них часто говорили. Болтали все, кому ни лень.

И всякое. Что в «схронах» всего — просто навалом… А вот когда я поинтересовался, мне приказали заткнуться. Я заткнулся, но я-то слушал…

Ну, я и подумал, что Вам это может быть интересным… А Вы не особо хотели идти туда…

— Теперь-то, пожалуй, я пройдусь туда, Жук… И что там за «колодцы» такие? Может, мне туда и взаправду стоит заглянуть?

…Кто его знает, что там сокрыто? И может ли там быть, сидеть сычом «главный»? Как-то не похоже это на Вилле, — после портового убежища — и в грязную, сырую нору забиться.

"Навалом" могло означать как две сотни ящиков тушенки, так и Резервное…

Теоретически оно могло находиться здесь. Но по моим сведениям, чуть восточнее…

— Что ж, глянем.

На «поляне» тем временем всё было спокойно. Как и прежде, людоеды занимались своими делами, и лишь дважды к самому краю «площадки» двое дюжих мужиков. Присмотрелись куда-то в нашу сторону — и снова вернулись ближе к навесу.

Внезапно меня торкнула догадка.

— Так не сюда ты меня вёл? Где эти пленные были?

Жук отрицательно помотал головой:

— Да нет, конечно. Я б сразу узнал!

— А где их держали?

Мальчишка покрутился тихонько на месте, оглядываясь. Пороша и не думала заканчивать своего шоу. По-моему, он явно растерялся, — поди угадай в такой круговерти, где ты вообще находишься. Потом виновато посмотрел на меня.

— Жук, север — там. — Я указал ему направление пальцем. Он приложил ко рту руку, словно опасаясь в чём-то сознаться, и прошептал сквозь ладошку:

— Понимаете, я не слишком хорошо по географии вообще… Я только так, на глаз, помнил, как это место выглядело. И запомнил, как к нему ходят…

— Понятно… бродил за Ермаем хвостиком… А как «пастуха» не стало, ты и скис. Ээээ…, кузяба! — ну, что ты с него возьмёшь? То-то он и боялся так один остался.

Да он бы и вдоль ручья бы неделю по кругу ходил, — ума ж по течению двинуться бы не хватило…

— Я же «ботаник»… — казалось, что в это словосочетание он вложил всю свою униженную просьбу не колоть ему глаза.

— И ты считаешь, что это оправдание? Кем ты рос, укроп защипанный, тем и вырос… Да ладно, хрен с ней, с твоей «географией», по которой у тебя "совсем плохо". Не геолог, говоришь?

Он тупо помотал головой, этот растерянный и жалкий хвощ.

— Ну, тогда хоть припомни, место какое-нибудь называлось при тебе, — то, где вы "квартировали"?

— Место? — он страдальчески наморщил лоб. — То ли купаж, то ли… кураж, что ли?

— Всё, понял. — Я знал это место. Среди закоренелых местных оно называлось Куряш.

Как поговаривают, из-за того, что в семидесятые годы прошлого столетия там вольготно и просто шикарно произрастала разлюлистая, развесистая конопля. Жутко огромный мак.

И это местечко было своеобразной Меккой для «приблатнённых» элементов, играющих в хиппи. Для первых «цеховиков» и сынков состоятельных папаш при должностях, стиляг и приравненных к ним разодетых в джинсу и нейлон "чувалов от деньги".

То есть для «элитной», "золотой" молодёжи и прочих "клёвых чуваков" наивно-насупленного социалистического государства. Своего рода "закрытый клуб", Казантип тех дней. Чуйская долина у самых истоков Кавказа.

По пути в Домбай они куролесили здесь, а потом, измождённые, но счастливые и через одного заболевшие гонореей от московских, одесских, питерских и херсонских, сочинских и потийских «девочек», катили с ними же в обнимку "на лыжню".

Возгонять из крови обильно употреблённую на волне беспорядочного секса "дурь".

В Куряше им просто сногсшибательно готовили «варежку», "ширево" и "травку".

Всё это продавалось за дурные «бабки», и покупали! Хотя никто не запрещал самому за червонец накосить тазик конопли и обкуриться "в хламину".

Но нет, — никто не тратил на это сил. Во-первых, имеющий «копейку» народ себя «уважал». И не «унижался» до того, чтобы самому протирать штаны на коленка да с серпом.

А во-вторых, и это основное, — никто не мог сам приготовить такого качественного «кудыкала», как делал это несостоявшийся химик мирового масштаба, с горя и пьяной тоски заехавший после окончания какого-то жутко известного института в этот медвежий угол. Сеня Перец, или Сеня Колдун, как уважительно венчали его даже самые «навороченные» столичные гости да «портовские» тузы, нет-нет, а привозившие с собой на «расхряст» трясущихся от смеси страха и желания «обдуться» на халяву, иностранцев.

Половина милицейских сил страны сбилась с ног, отслеживая "проклятых турецких контрабандистов", заваливших регионы этим зельем. А оно вон, — недалече. Росло себе спокойно за обычным совхозным свинарником посреди затерянного в горах посёлка.

Так что там и держали моих парней.

— Ну, хорошо. А куда ж их потом дели?

— Не знаю, Шатун… Мы ушли как раз в тот день… за Вами, наверное. Минак поднял чуть не всех и разослал по разным местам. Сказал, что если Вы проскочите, он яйца виновных приколотит к забору.

— Понятно… И что ж это вот за черти, а? Они не минаковские? Не знаешь, часом?

Жук бессильно пожал плечами. Мол, не знаю, чего пытаете…

Тут валяющаяся рядом колода под грозным названием "я тебя съем" завозилась, закорчилась на снегу, как брошенная на лёд рыбёшка, что вынул из лунки рыбак.