Джеймс Баллард - Фабрика грез Unlimited

Воспламененный этой фантасмагорией, я бежал, выкрикивая числа всему окружающему, водителям на шоссе, застенчивым облакам, ангароподобным павильонам киностудии. Несмотря на утреннюю катастрофу, я снова мечтал о полетах – летные курсы, военная авиация; я либо совершу первый в истории кругосветный безмоторный полет, либо стану первым европейским астронавтом…

Вспотевший и задыхающийся, я расстегнул погребальный пиджак, совсем было решив зашвырнуть его куда подальше, и тут, в пятидесяти ярдах от шоссе, мне бросилось в глаза нечто неладное. Я шел и шел по этому кочкастому, захламленному пустырю, но при этом ничуть не приближался к пешеходному мостику. Земля под ногами равномерно уходила назад, все новые и новые маки навязчиво хлестали меня по измазанным пыльцой коленям, однако расстояние до шоссе ничуть не уменьшалось – если только не увеличивалось. В то же самое время, оглянувшись назад, я увидел, что Шеппертон почти уже исчез из виду; я стоял на огромном пустыре, усеянном ярко-красными маками и изношенными покрышками.

По шоссе бежали машины, я ясно различал сосредоточенные лица водителей. В отчаянной попытке переломить ситуацию, преодолеть угнездившуюся в моем мозгу иллюзию, я рванулся вперед, обогнул нагромождение ржавых железных бочек…

Шоссе заметно отодвинулось.

Хватая ртом пыльный воздух, я уставился на свои ноги. А может, она нарочно подсунула мне эти дурацкие кроссовки, часть своего ведьмовского арсенала?

Я внимательно осмотрелся. Вокруг меня все так же молчал все тот же пустырь, податливый и непреклонный, в тайном сговоре с населением Шеппертона. Ржавая дверца кургузой малолитражки проросла наперстянкой, у тянущегося вдоль шоссе забора замерла в коварном ожидании крапива. То один, то другой водитель с недоумением смотрел на меня, полоумного священника в белых кроссовках. Подобрав похожий на мел камешек, я начал втыкать в землю попадавшиеся по пути деревяшки и писать на них последовательные числа – размечать дорогу, которая выведет меня к пешеходному мостику. Я шел прямо вперед, однако линия колышков за моей спиной завивалась спиралью, вихрем чисел, который засасывал меня в центр поля.

Через полчаса я сдался и побрел назад в Шеппертон. За это время я успел перепробовать все мыслимые и немыслимые уловки: я и полз, и шел, закрыв глаза, на ощупь, и даже пробовал бежать спиной вперед. Как только я миновал ту, с наперстянкой, машину и гору покрышек, навстречу мне понеслись улицы Шеппертона, откровенно радовавшиеся моему возвращению.

Уговаривая себя не дергаться, я ступил на окружную дорогу. Не оставалось сомнений, что авария повредила мне голову куда серьезнее, чем можно было подумать. Во дворе гипермаркета я улегся на первый попавшийся диван и нежился под горячим солнцем среди подделок под антиквариат и уцененных секретеров, пока меня не согнал бдительный продавец.

Я пересек площадку авторемонтной мастерской, где сверкал на солнце десятком разноцветных мигреней полированный лак подержанных машин. Отряхнув пустырную пыль со своего костюма, я пошел по обочине окружной дороги. На автобусной остановке томились две молодые женщины со своими чадами. Они поглядывали на меня, словно в опасении: а вдруг я сорвусь и опять исполню свой шаманский танец, окружу их сотнями нумерованных колышков.

Я ждал автобуса, игнорируя косые взгляды женщин, игнорируя свое собственное желание заголиться, продемонстрировать им пребывающий в полной боевой готовности орган. Недавний мертвец? Я чувствовал себя живее, чем когда-либо прежде.

– Не водите детей к доктору Мириам! – крикнул я им. – Она скажет вам, что они мертвые. Видите этот яркий свет? Это ваши мозги собираются с последними силами!

Полуобморочный от сексуального напряжения, я сел на поребрик, смеясь над самим собой. В ярком послеполуденном свете безлюдная дорога свернулась в пыльный тоннель, в трубу удушающего ментального давления. Женщины смотрели прямо на меня, горгоны в легких, с цветочками, платьицах; их дети глазели, раззявив рты.

Я понял, что автобус не придет. Никогда.

По шоссе проследовала патрульная машина с зажженными, несмотря на ослепляющее солнце, фарами. Их лучи царапнули по моей синяками покрытой коже. Не в силах это терпеть, я вскочил на ноги и побежал по окружной дороге.

Я уже смутно осознавал, что Шеппертон поймал меня и не отпустит.

Под сенью тополей струился прохладный поток, истомленный желанием излить целительный бальзам на мою изъязвленную кожу. За гладью заливного луга на фоне безоблачного неба рисовались силуэты парусных и моторных яхт, пришвартованных у низкого берега. Десять минут я следовал окружной дорогой, выбирая благоприятный момент для второй попытки разорвать путы Шеппертона. Застроенные маленькими домиками, обсаженные платанами и каштанами улочки образовывали ряд тенистых беседок, входы в мирный, приветливый лабиринт. То здесь, то там над зелеными изгородями поднимались трамплины для прыжков в воду. В маленьких садиках гнездились маленькие плавательные бассейны, прямоугольная вода кремнисто посверкивала, словно ярясь, что ее втиснули в эти бездушные, изнурительно плоские корыта. Я почти видел, как исстрадавшиеся бассейны, доведенные до бешенства прилипчивым вниманием сопливых детей и их ленивых мамаш, лелеют мечту об отмщении.

Нет, совсем не случайно я уронил свой пылающий самолет в пределах этого городка. Вода окружала его со всех сторон – озера и водохранилища, каналы, водоводы и отстойники местной водной администрации, рукава реки, сосущие соки из головокружительной паутины ручьев и ручейков. Высокие дамбы водохранилищ образовывали восходящую последовательность горизонтов; глядя на нее, я осознал, что блуждаю по подводному миру. Свет солнца, изодранный в клочья листвой деревьев, падал на океанское дно. Сами о том не догадываясь, эти застенчивые пригорожане были в действительности экзотическими существами, невиданными, витающими в мечтах морскими млекопитающими. Эти невозмутимые домохозяйки с их прирученной техникой буквально купались в вязком, бездонном спокойствии. А может, виденный мною тревожный отсвет в небе был предупреждением, провозвестником отражения затонувшего города?

Я подошел к столпившимся у пристани гостиницам. За тюдоровским особняком Сент-Клаудов оторванный стабилизатор «Сессны» все так же семафорил с верхушки мертвого вяза; чувствовалось, что в сотый раз передаваемое сообщение давно ему опостылело.

Я перешел дорогу и приблизился к запустелому билетному киоску причала с аттракционами. Свежевыкрашенные люльки чертова колеса, единороги и крылатые лошадки маленькой карусели с надеждой поблескивали под солнцем, однако, судя по всему, никто не ходил сюда развлекаться, ну разве что ночью какие-нибудь парочки.