Сборник - Важнейшее из искусств

– Вопросы есть?

– Есть… – Тойво помялся. – Это правда, что когда-то вы… вы стреляли в моего отца?

Странник побледнел, вернее, побледнело его лицо, а острые уши и лысина, напротив, побагровели.

– КТО СКАЗАЛ ТЕБЕ ЭТУ ЧУШЬ?

– Я-а… я ч-читал, – с трудом выдавил из себя Тойво.

– Чтобы я больше не слышал об этом! – рявкнул Странник. – Ясно?

– Та-а-ак точно, Экселенц!

– Ступай! – велел тот. – И не смей называть меня Экселенцем!… Младший координатор Гаал, введите юношу в курс дела и найдите ему работу. Мне не нужны бездельники на полигоне.

Рада перышком слетела с кресла:

– Слушаюсь, шеф!

– Только пусть сначала примет душ и как следует выспится. Напоминаю всем, что ночью внеплановый проход полигона.

– А сценарий, Павел Григорьевич? – спросил Мак. – Мы же вроде все отработали.

– Сценарий – Абалкина, – ответил Странник. – Не пропадать же добру. Еще вопросы?

– Уровень достоверности? – поинтересовался Зеф.

– Приближенный к боевой. Имперсонация максимально возможная.

– А мне можно участвовать? – подал голос Тойво.

– Нужно, – буркнул Странник. – Но пока отдыхайте… рядовой!

– Да я нисколечко… – начал было Тойво, но, получив от Рады чувствительный тычок в спину, вылетел за дверь кабинета руководителя экспедиции.

– Какой же я все-таки идиот! – проговорил Тойво, едва они снова оказались под полуденным небом. – Я-то ведь и вправду решил, что на Саракше взялись экранизировать «Жука в муравейнике».

– Думал, что раз в Стране Отцов однажды сняли «Обитаемый остров», – сказала Рада, – то почему бы им не заняться «Жуком», не так ли?

– Ага, – качнул светлым чубом Тойво. – Мне всегда хотелось побывать здесь, увидеть Голубую Змею, развалины Крепости, Последнюю Башню… Откуда мне было знать, что информация в БВИ – липа?

– Не липа, а деза, – поправила его девушка. – Дезинформация то есть. Разбрасывание камней по кустам. Потому-то и сценарий твой приняли. У нас, если по секрету, дефицит свежих сценариев…

– Слушай, – сказал Тойво, – а ты и вправду та самая Рада Гаал?

Рада расхохоталась:

– Скажешь тоже! Я действительно уроженка Страны Отцов, а остальное – плод авторского вымысла. Не хватало еще, чтобы все, что описано в романах, происходило на самом деле!

– Просто камень с души, – обрадовался Тойво. – Значит, ты не любишь Мака?

– Ростиславского, что ли?

– Ну да, легендарного Мака Сима!

– Нисколечко, – помотала стриженой головой Рада. – Мы с ним коллеги, друзья, но и только. Видишь ли, здесь у нас полигон. Мы готовим проникновение нашего резидента на территорию Островной империи. Для этого и существуют все эти декорации, которые довольно точно воспроизводят архитектуру укрепрайона на Южном архипелаге. Мы обыгрываем все мыслимые и немыслимые варианты развития событий, чтобы подготовить группу проникновения к любым неожиданностям. Ну и, разумеется, фиксируем все это, чтобы устраивать потом разбор полетов. Так что в каком-то смысле мы здесь действительно снимаем кино. Тебе нынче тоже довелось поучаствовать в одном… гм… эпизоде, хотя и не совсем добровольно. Злая шутка нашего великого Режиссера!

– Я так и не понял, кто здесь режиссер? Экселенц?

– Нет, милый мой Инозвездный Пришелец, не Экселенц – Щекн!

– Голован?!

– Да, голован Щекн – психократ и имперсонификатор высшего класса. Его задача – подсадка одной личности в другую. Возвратный метемпсихоз – временное переселение душ. Точнее, подселение… Эй, чего приуныл?

– Да так, – смутился Тойво. – Вспомнил солдата, который мечтал оказаться на Синем побережье и встретить там одну девушку.

– А разве он уже не встретил?

Тойво внимательно посмотрел в ее темные, как безлунные ночи Саракша, глаза и сказал:

– Встретил!

– Да не буду я пидора играть!

– Ты какие слова говоришь, урод?! Ты гомофоб?

Обвиняющий взгляд ожег, будто крапивой по глазам. Кипятком в лицо.

– Гомофоб… – пряча глаза, буркнул Юра.

Слово-то страшенное какое… Когда я был совсем маленький, подумал Юра, наверное, вот так же припечатывали: враг перестройки… Сталинист. И голова у припечатанного сразу уходила в плечи, а плечи – в подмышки. Юра попытался хоть слегка приподнять ушедшую в плечи голову. Никогда нельзя терять чувства собственного достоинства, говорила мама.

– При чем тут гомофоб? – неубедительно пробормотал он. – Я их не трогаю… Но и меня пусть не трогают!

Смешной пацан. Нужный. И прямой, и застенчивый. И возмущается, и сам же этого смущается. Именно так представляли себе юношей светлого будущего в темном прошлом. Фактура буквально прет. И не женоподобная смазливенькая немочь для жантильных комедий типа «жена уехала в командировку», и не накачанный костолом для военно-патриотической кровищи. Юный ангел-стахановец: за спиной крылышки, но в руках – отбойный молоток. В советские времена его буквально растаскали бы по идейным картинам. Теперь такие типажи не очень-то и нужны, нечего им играть сейчас; да, собственно, их уж и не видно, исчезли, вымерли, днем с огнем не найдешь.

А я вот нашел.

– Никто тебя не будет трогать. Кому ты нужен. Едрись с кем хочешь, хоть всех статисток перетрахай, твои дела. Ты будешь просто работать по специальности. Играть роль. Не один, между прочим, а с серьезными, крупными актерами, которых знает и любит вся страна. Они же не тушуются.

– Так вот именно что их вся страна знает, – плачуще сказал Юра.

Он чувствовал полную беспомощность. Идя на эту судьбоносную встречу, он был уверен, что готов на все, лишь бы понравиться и зацепиться, но оказалось, не совсем на все.

– Про них-то сразу понятно, что они играют. А я – первый раз… На мне же потом всю жизнь клеймо останется!

– Если ты будешь залупаться еще хоть минуту, на всю жизнь на тебе останется одно-единственное клеймо. Клеймо дебила. Сиречь – лузера. Могу гарантировать. Есть такая профессия: кем велели, тем и становись. Вспомни, был недавно замечательный американский фильм про двух ковбоев-пи… нетрадиционной ориентации. Ребята выложились, сыграли на ять. И не то что клеймо, наоборот, – «Оскаров» хапанули! Теперь играют суперменов.

– Так то в Америке… – уныло сказал Юра.

– Значит, так, деточка, – теряя терпение, сказал демиург. От этого обращения Юра дернулся, точно его в зад уже кольнули. Шилом. Ржавым, гнутым и зазубренным. – Поверь, если бы ты по внешности и повадкам не попадал стопроцентно в тот образ, какой мне нужен, в то, как я представляю себе этого молодого энтузиаста Бородина, – я бы тебя уже давно послал на. Охотников ТАКОЕ сыграть отыщется и без тебя по самые помидоры. Я, заметь, тебя уламываю, как целку. Но всему есть предел. Мое терпение безгранично, но может лопнуть. Вот тебе жесткий, мужской, вполне традиционной ориентации выбор. Или ты после выпускных рулишь обратно в свой Мухосранск с перспективой до самой пенсии играть в местном драмкружке зайчиков и червячков на детских утренниках, или сейчас с благодарностью говоришь мне «яволь» и вкалываешь, как карла, но с перспективой получить «Оскара», «Золотую ветвь» и прочие позарез нужные всякому талантливому человеку бздюлечки. Выбирай. Время пошло.