Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам

– Я не воскрешаю мертвых, – пожала плечами Карина, краем глаза заметив, как на площадь быстрым шагом вышел Дурран. Младший Коготь подошел к ней сзади и молча остановился в нескольких шагах. Из проходов между домами начали один за другим появляться деревенские. – Я просто лечу людей. Я не властна над тем, какие глупые имена они мне дают.

– Не толкайся, урод! – прошипела Цукка, которую один из солдат едва ли не силой подтащил к Карине.

– Молчать! – рявкнул Цом. – Еще раз откроешь рот без разрешения – язык отрежу! – Полным отвращения взглядом он обвел собирающихся по периметру площади людей. – Почему женщины публично ходят с голой головой?

– Потому что я так приказала, – спокойно ответила Карина. – Недостойно мужчин обращаться с женщинами как с животными. Или как с собственностью. Такое унижает и женщин, и мужчин. В первую очередь – таких больших и сильных мужчин, как ты, господин Цом.

– Ты сама бесстыдная шлюха и пытаешься сделать такими же шлюхами добропорядочных женщин! – прошипел Старший Коготь. – Ты ничем не лучше надменных тарсачьих проституток из Граша, что воображают себя ровней мужчинам! Ты поплатишься за свое бесстыдство и высокомерие, но поплатишься не одна. Дурран! – перевел взгляд на Младшего Когтя. – По радио я приказал тебе приготовиться к моему появлению. Где старейшины?

– Они ждут тебя в своих домах, – виновато склонил голову тот. – Они слишком немощны, чтобы ожидать здесь, но их уже ведут…

– Слишком немощны? – голос Старшего Когтя стал вкрадчивым. – Дурран, я не понимаю, все ли еще я говорю с солдатом клана? Или ты уже стал одним из местных земледельцев, не ведающих, что такое честь и дисциплина?

– Прости меня, момбацу сан Цом, – Дурран опустился на одно колено, уперся кулаком в землю и низко склонил голову. – Я виноват. Накажи меня.

– С тобой я разберусь позже, – пообещал Цом. – Пока я не вижу, чтобы старейшин вели… Это они?

Карина бросила взгляд через плечо. Торопясь и запинаясь, на площадь вышли, почти выбежали с неприличной для старцев прытью господин Мамай и два других старейшины, подгоняемых местными солдатами Дракона.

– Да, господин Цом, – распрямляясь, кивнул Дурран. – Они. Сан Мам…

– Меня не интересует, как их зовут, – резко оборвал его Дурран. – Вы трое! – Подойти сюда!

– Какой-то он злой, этот дядька! – в ухо Карине прошептала Цукка. – Что-то здесь не так.

– Встань у меня за спиной, чтобы твое лицо не видели, и быстро сообщи Мати, – шепнула Карина в ответ. – Что-то мне гости не нравятся…

– Вы старейшины Муммы? – холодно спросил Цом у трех стариков, рухнувших перед ним на колени.

– Да, момбацу сан! – пролепетал Мамай едва поворачивающимся от страха языком. – Мы твои верные слуги, и вся деревня…

– Вся деревня сошла с ума! – отрезал Цом. – Старик, почему ваши женщины забыли о стыде и приличиях? Почему они ходят с открытыми головами?

– Великий шаман Карина, Избранная Дочь, чьими устами вещают боги, повелела нам…

– Избранная Дочь? – рявкнул Старший Коготь. – Она – восточная шлюха, за которой ваша деревня должна присматривать под страхом смерти, и ничего больше! Кто сказал вам такую чушь? Кто первым назвал ее так?

– Великий шаман Панариши своими глазами сидел, как она…

– Кто такой Панариши? – с отвращением спросил у Дуррана Цом. – Где он?

– Шаман Панариши вчера вечером покинул деревню, – пробормотал Младший Коготь. – Он шаман бога Тилоса…

– Никогда не слышал про такого. – Цом возвысил голос, и его меч, прошелестев о ножны и блеснув в тусклом предгрозовом свете, описал дугу и застыл острием к земле. – Жители Муммы, слушайте меня, Старшего Когтя Оранжевого клана! Двух западных женщин оставили на ваше попечение меньше двух недель назад. Вы должны были следить, чтобы они не сбежали и не умерли с голоду. А что сделали вы? Вы назвали одну из них Избранной Дочерью и по ее слову бесстыдно обнажили своих женщин. Вы нарушили волю Дракона. Главная вина лежит на восточной женщине именем Карина, но и вы виновны тоже. За такое ваша деревня будет сурово наказана, чтобы вы до конца дней своих помнили…

– Ты идешь против воли богов, чужак?

– Кто сказал?! – заорал Цом. – Кто?

– Я сказал! – шаман Панариши неторопливо прошел сквозь толпу, отхлынувшую от него, словно от чумного, и мотнул головой, отбрасывая назад густую гриву волос. Его лицо и обнаженное до пояса тело густо покрывали переплетающиеся черные и коричневые линии – то ли рисунки, то ли татуировки, а глаза и рот были обведены черным. Линии вокруг губ проходили так, что казалось – его рот в зловещей ухмылке растягивается почти до ушей. Некоторые солдаты Дракона при его виде принялись творить охранные знаки. – Я сказал. Я шаман Панариши, тот, кто доносит до людей волю богов и духов. Ты осмеливаешься возвысить голос против богов, смертный воин? Помни, они жестоко наказывают тех, кто осмелился возомнить себя неуязвимым!

Словно во сне, Карина смотрела, как шаман медленно, слегка враскачку, пересекает небольшое пустое пространство между толпой и солдатами и останавливается в нескольких шагах перед оцепеневшим от такой наглости Цомом.

– Зачем ты прилетел сюда, солдат Дракона? – спросил шаман, и его хорошо поставленный голос раскатился над затихшей площадью. – Тебя никто здесь не ждал.

– Я не отчитываюсь перед бродягами! – надменно заявил Старший Коготь. – Но тебе, шаман, повторю: я прилетел сюда, чтобы раз и навсегда покончить с этой глупой историей. Деревню ожидает суровое наказание.

– А что станет с заложницами? – поинтересовался шаман. – С женщинами с востока? С Избранной Дочерью? Ты намерен причинить им вред?

– Не существует никакой избранной дочери, – внезапно спокойным тоном ответил Старший Коготь. – Существует лишь восточная шлюха, у которой не доставало ума сидеть тихо в надежде прожить лишний день. Ее время истекло, как истекло и твое. Вы все умрете сегодня. Сейчас.

Младший Коготь резко вздохнул и вздрогнул.

– Что такое, Дурран? – поинтересовался Цом, поворачивая к нему голову.

– Но момбацу сан Шай приказал охранять ее три недели… – хрипло пробормотал мужчина. – Три недели еще…

– Момбацу сан Шай приказал мне поступить с ней по моему собственному усмотрению. Дурран, ты что, защищаешь ее? – Старший Коготь шагнул к нему и свободной рукой вздернул его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. – Я вижу, что ты действительно забыл о дисциплине. Ты сам убьешь ее. Сейчас же!

Его голос хлестнул Младшего Когтя как кнутом. Тот дернулся.

– Я… – прошептал он, облизывая губы. Его взгляд поверх плеча своего господина устремился на Карину, и та явственно разглядела в них ужас. Не то чувство, когда боишься за себя – такой ужас, который можно испытывать только за других.