Константин Бояндин - Книга Снов

Терпеть не могу подолгу сидеть с сёстрами. Особенно вместе с средней — непременно начнёт хвастаться, как много торговых вопросов она будет решать. Как мы все — мы со старшей сестрой — будем ей благодарны, какая она у нас умная. Ну конечно, Вейрон, ты у нас самая умная. Если ’ум’ — это неумение держать рот на замке.

Дождь. Сейчас, осенью, часто приходят дожди. Если взобраться на ближайшую гору, по тропинке, можно увидеть Араф-Рин, ’Акулий зуб’. Полоска земли у горизонта. Второй по величине остров, принадлежащий нашему дому. Там мы живём, вместе с сёстрами. Точнее, жили. Обе они уезжают завтра — средняя на север, в Альваретт, показывать свой великий ум. Старшая — в сердце мира, в столицу Архипелага и Роан, на Крайтеон. Если приподнять тот остров и все сто двенадцать его окружающих, совсем чуть-чуть, получившаяся земля могла бы соперничать по площади с Тераной. Говорят, раньше так и было. Был третий материк. Давно, ещё до появления людей.

Скучно. Скучно дожидаться, когда меня примут. Ждать ещё два часа внутри, в Зале Вихрей — не хочу. Там сегодня много посетителей. Сплошь торговцы. Не люблю их, хотя без них — никакой жизни. Смотрят на меня снисходительно. Знали бы, кто я — не смели бы поднять и взгляда. Но чтобы самой подходить к каждому такому и называться — много чести.

Это, конечно, не гора — название одно. Пока поднялась, даже не запыхалась, хотя почти всё время бежала. Тучи — низкие, иногда немного страшно — кажется, подпрыгнешь, и коснёшься руками. Но настоящего дождя не будет до вечера, а водяная пыль, что падает на голову, даже приятна. И ветер. Мой любимый, восточный.

Лас-Таэнин смотрела на Акулий Зуб и вспоминала, как, на спор, взялась добраться до него — отсюда, вплавь, шесть лет назад. И добралась ведь; правда, в полумиле от цели заплыва её едва не утащило под воду — подводное течение, Плеть Саари, река в глубине моря, оказалась ближе к поверхности, чем думала Лас. А потом — три месяца длилось её наказание. Работа в рыбацком посёлке, среди низких людей, среди отвратительных запахов, сопровождающих дары моря. Зато старшая сестра, Тесан, проиграла ей желание. Ну и своё ожерелье, личный знак наследницы дома. Ожерелье, правда, Лас-Таэнин вернула. Иначе бы Тесан тоже наказали — и тремя месяцами бы дело не ограничилось. Наследницей могли назначить среднюю сестру.

А желание осталось. Пригодится. Сестрица, правда, пыталась вынудить попросить у неё какого-нибудь пустяка. Да, как же! Такие выигрыши надо использовать с умом.

Вот интересно — где охрана? Ведь ясно, что она здесь, что не сводит глаз с дочери главы дома, но как умудряется оставаться неприметной? Внутри крепости — наоборот, подчёркивают своё присутствие. Здесь же — ни следа. Даже не чувствуется, что на тебя смотрят.

— О, вот она! — воскликнула Вейрон. Вместе с Тесан они прогуливались по крепостной стене. Видимо, с ними уже успели поговорить, с обеими. Я глянула на часы, над главным входом. Ещё четверть часа.

— Привет, Птенчик! — она поймала меня за руку. Ведь знает, зараза, что там, вдали от посторонних глаз, она тут же получила бы по лбу. За ’птенчика’. Я видите ли, самая маленькая из них — ’мелкая’, как говорит сама Вейрон, когда знает, что я до неё не дотянусь. Сама прямо больно крупная! Мама смеялась — если не смогу отличить по лицу, отличу по росту. Так и есть: Вейрон на дюйм ниже Тесан, а я — на дюйм ниже Вейрон. Лицом мы похожи, мама права. Почти неотличимы.

— Всё уже решили? — поинтересовалась я. И так понятно, что решили — Тесан пытается казаться невозмутимой, но я чую, насколько она довольна.

— Решили, решили, Птенчик, — Вейрон отпускает мою руку и улыбается, глядя в глаза. Два раза в лоб, сестрица. Запомни. — А ты куда собралась? Ну скажи, скажи! Мы же всё равно узнаем!

— Узнаешь, — я пригладила волосы, поправила кинжал в ножнах, — когда я расскажу.

— Ой, Птенчик, я и так знаю. В книжные крысы записалась, правда? Архивы вести будешь?

Ищи запасной лоб, Вейрон.

— Ладно, угомонись, — Тесан отталкивает её, приседает, глядя мне в глаза. — У мамы сегодня хорошее настроение. Не упусти шанс, Тэнни. Мы зайдём вечером.

’Тэнни’. ’Молодая чайка’. Не так обидно, хотя у нас у всех ’птичьи’ имена. И, между прочим, на гербе дома Вантар эр Рейстан — альбатрос. Laes-a te Ninn. Вот вам, сестрицы.

Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, крепость Вантар-Таэр, тронный зал, Неиверин11,1205,13:25.

Их было двое. Я слышала, что отец должен приехать — но не думала, что он действительно приедет. В зале было пусто — никого, кроме нас троих. Я так и осталась в светло-серой накидке, рессо. В той, в которой принято являться, для аудиенции, низким людям.

Мама жестом велела подойти к возвышению. Я повинуюсь. Отец — в мундире полковника военно-морских сил Её Императорского Величества. Именно он шесть лет назад руководил миротворческой операцией на Тирре. Именно из-за этого не успел сюда, домой, когда пираты напали на наш дом. Когда погиб мой старший и единственный брат, Тессарин. Близнец Тесан, он родился через пять минут после неё.

Она встала с трона, подошла ко мне, прижала к себе. Страшное нарушение этикета. Будь здесь кто-то ещё — недопустимое. Но никого постороннего нет.

— Ты уже решила? — спросила она, отпуская меня, взяв за руки. Я — её копия. Уменьшенная, как и сёстры. Все черты — фигура, цвет кожи, волос и глаз, даже голос. Отец — полная её противоположность. Она — потомок рода Рао, исконных жителей этих островов: кожа тёмно-коричневого цвета, высокий рост, круглое лицо и большие глаза. Он — родом с Тераны, из владений Фаэр: почти белокожий, волосы серебристого цвета. Как у нас говорят, жителей Тераны высекают из мрамора серебряным резцом. Резкие черты лица, широкоплечий, светло-зелёные глаза. Брат был таким же. Или почти таким же.

Я киваю.

Отец также поднимается, подходит ко мне. Улыбается, вслед за мамой — отчего перестаёт казаться изваянием. Я видела его едва ли дюжину раз за всю свою жизнь. И горжусь тем, кто он. Многие из лучших военачальников Империи — из дома Вантар.

— Вы разочарованы? — я чувствую, что да, отчасти.

— Нет, — отвечает мама. — Но если ты не сможешь поступить с первого раза, будет так, как выбрала я.

Да, разумеется. Но я поступлю. Я знаю.

Я кланяюсь — так, как положено, чтобы выразить согласие.

— Найкэри, — она поворачивается к отцу. — Оставьте нас, пожалуйста. На несколько минут.

Отец кивает, прикасается к моему плечу, и через минуту мы одни.

— Три года, — говорит она, жестом предлагая идти за ней, к дальнему выходу из зала. — Три года ты будешь одна, взаперти. Я знаю, почему ты хочешь работать в Императорской библиотеке. Ты уверена, что справишься?

Я киваю. Разумеется, я уверена.