Борис Липатов - Блеф

«Ипси-Таун. Прибыл и поступил в охрану промыслов «Техас-Ойля». Ждите сообщений послезавтра. Привет. О'Пакки».

Адрес: мисс Ирене Ла-Варрен, Нью-Орлеан, 10, улица генерала Ли.

Получив квитанцию, О'Пакки выходит на крыльцо конторы и счастливо улыбается, устремив взор в подкованное звёздами небо.

Котировщик у чёрной доски выводит мелком: «Уимблейская медь» — 76.40. Предложение — мисс Ла-Варрен.

Рыжий понижатель и его коллеги громко хохочут при виде этой цены.

— Хо-хо! Виданое ли дело, чтобы «Уимблей-Коппер» поднял так высоко голову!..

— Пятьдесят — красная цена!

— Что ты! — тычет рыжий кулаком своего собеседника, — пятьдесят! Пятьдесят возможно лишь в том случае, если мисс добавит парочку лучезарных взглядов к каждой акции!

— Хо-хо-хо! — хохочут тяжёлые биржевики.

— Мисс Ла-Варрен… Алло!

Ирена поворачивает голову.

— «Уимблей-Коппер»?

— Да, мисс!

— Сколько?

— Но…

— Вы не согласны?

— Согласны, но…

— Сорок пять! — заявляет рыжий.

— 76.40, — обрезает француженка.

— Мисс, пятьдесят долларов — это пятьдесят долларов !!!

— Достаточно! Мы не договоримся.

— Очень жаль…

— Пятьдесят два, мисс! — окликает ещё рыжий…

Она гневно поворачивается спиной.

— «Уимблей-Коппер» проданы! — неожиданно кричит котировщик и стирает с доски предложение Ирены.

Генри Пильмс, провожаемый взглядами рыжего и его компании, выражающими самое неподдельное изумление, направляется к столику красавицы, где выписывает трясущимися руками чек и, заливаясь крутым румянцем, передаёт его Ирене, встретив кокетливую улыбку и смеющиеся глаза…

Ирена ещё раз перечитывает телеграмму О'Пакки.

«Сегодня 18-ое. Раз, два, три… Так! Среда-четверг!.. О, да, вполне достаточно!»

Она встаёт и чувствует на себе провожающий взгляд, идёт к доске спроса и предложений.

Через минуту на доске анонс:

«Беру «Техас-Ойль-Компани» на 28-ое. Ирена Ла-Варрен».

И, не обернувшись в зал, она выходит.

Рыжий подскакивает и удивлённо бормочет:

— Сумасшедшая! Что ж, спрашивается, она не купила сегодня же!

— Да-да, действительно! — вторит ему компаньон. — Припомните: 10-го — 285, 12-го — 302, а теперь, когда выяснилась продукция нового фонтана, они уж по 335!!! Не понимаю! Она дьявольски переплатит!

Генри протискивается сквозь кучку дельцов, секунду щурит глаза на доску и немедленно выписывает заявку.

«Беру «Техас-Ойль-Компани» с 18-го по 25-ое. Пильмс».

И, дав распоряжение маклеру, уезжает домой.

Ковбоев вот уже полчаса как не спускает своих совиных жёлтых глаз с говорящей Ирены… Кудри занят трубкой, Реджи рассматривает ногти…

— …ко времени вступления О'Пакки мы имели 14 тысяч, да его полтораста, сто шестьдесят четыре. На «Уимблейской меди» я заработала девять — стало 173. Мистер Ковбоев получил от группы эмигрантов за страницу «Новойе Времья» восемнадцать тысяч — 191.

— Сто девяносто одна ! — блаженно и восхищённо кивает головой Реджи: он отвык от таких сумм.

— Дальше. О'Пакки взял с собой сорок наличными, я купила «Техас-Ойль» по 302.50 — четыреста штук — сто двадцать одна, остаток 30 тысяч. 25-го я через подставное лицо продам «Техас-Ойль» Пильмсу, я думаю, удастся устроить по 380–400… А то, что будет 28-го, увидим!

— Угу! — мрачно соглашается Кудри.

— Сегодня у нас 21-ое… завтра надо ждать новых известий от О'Пакки…

Позвонил бой…

— Телеграмма мистеру Ковбоеву! — и, щёлкнув каблуками, вышел.

Ковбоев распечатал пакет.

— «Ипси Таун. Приготовления сделаны. Расход пока пятнадцать. Будет стоить пятьдесят. Жду перевода на 24-ое — двадцать тысяч. В номере на 26-ое давайте сведения пакета номер первый. Ко второму пакету дошлю сведения телеграфом. Конец будет двадцать девятого, тридцатого выезжаю. О'Пакки».

— Вот! — сказал Ковбоев, закрывая книжку редакционного шифра, — теперь надо действовать.

— Как бы его там не арестовали, — забеспокоился Реджи, питающий к ирландцу особенную симпатию.

— Ничего, не попадётся! — успокаивающе заметил Кудри.

— Изумительно точный план, мадемуазель! — восхищённо воскликнул Ковбоев и в то же время делает замечание, что 12 ч. 40 м. — и частная беседа редактора «Нью-Таймса» считается законченной.

— Ну, кто ещё желает продать? — выкликнул маклер уже в полном изнеможении.

— Я!

— Сколько?

— Двенадцать штук!

— Давайте и двенадцать! Мистер Пильмс, — двенадцать штук?

— Ладно! — говорит Генри и выписывает чек.

— Ну, кто ещё? — хрипит прилежный биржевик.

— Мало даёте!

— 370 мало?! 370 долларов вам мало за «Техас-Ойль-Компани»?! — кричит маклер, посильно выражая негодование.

— Сколько у вас? — побелевшими губами спрашивает Пильмс.

— Сто десять штук.

— 375!

— Мало!

— 377!!!

— …восемьдесят!

— Беру! — и Пильмс прыгающими цифрами выписывает чековую сумму.

Раздаётся звонок, через десять минут конец биржевого дня.

— Набавьте! — хрипло приказывает Генри маклеру.

— Беру!!! «Техас-Ойль» — триста восемьдесят два!! — надрывается тот.

— Триста восемьдесят пять!

— Триста девяносто! — выкрикивает Генри.

— Продам по четыреста, — негромко заявляет кто-то.

— Сколько?

— Четыреста штук.

— Беру! — и Генри выписывает чек на сто шестьдесят тысяч.

День почти кончен, в портфеле у Генри около четырёх тысяч акций «Техас-Ойля». На календаре 25 апреля 1924 года.

— Метранпаж! Где метранпаж? — орёт Ковбоев в наборном отделении.

— Здесь, сэр!

— Что это за страница! Это — бледная немочь, а не страница!!! Выкиньте эти шрифты! Самыми большими буквами!!! Выбросьте передовицу, но переверстайте всю полосу! И чтоб всё кричало. Каждый заголовок должен орать! Поняли?!

— Но у нас мало времени, сэр!

— Триста долларов премии всей смене!

— Есть, сэр!

— Уф! Замучился! — жаловался Ковбоев дремлющему в корректорской Кудри, — но, ничего, сделают!

— Я готовлю материалы на послезавтра, это будет окончательная бомба.

— Ну, как?

— Слушайте. Заголовки: «Забастовка в Ипси-Тауне в полном разгаре. Рабочие угрожают сжечь промысла, если выступят штрейкбрехеры или полиция. Управление бежало с промыслов». А дальше: «Во всём видна рука Коминтерна, в распоряжении нашего корреспондента имеются коммунистические прокламации, в изобилии распространённые по округу». — Вы помните, Ковбоев, те самые прокламации, которые вы тискали ночью, перед отъездом О'Пакки? И уж последний удар — дюймовым шрифтом: «Рабочие выпустили запасную нефть, взорвали нефтепровод, испортили силовую станцию»…