Геннадий Емельянов - Пришельцы

Мы стоим, рты поразинули: что делать - ведь рухнет дед, смерть примет, а в итоге мы виноватые. Ребята за веревкой побежали, за лестницами и такое прочее. Двери в церкви кованые, замок на них величиной с гуся доброго, пока бьем, да ломаем, этот фанатик унылый нам как раз на головы и упадет. А он стоит, язви его, в проеме звонницы, борода белая на ветру веет, руки крестом держит, красная рубаха на нем, плисовая. "Дед! - кричим. - Ты маленько погоди возноситься-то, пусть ветер уймется, не то сдует тебя в реку прямиком - замочишься и простынешь". Молчит, выпучился. Бабы, конечно, стенают на разные голоса, мужики на ведро самогонки поспорили: решится на подвиг, ай нет? Нам повезло - ключ нашли у бывшего псаломщика, подкрались сзади, захомутали дедка, стащили кое-как на землю-то, мужики, которые ведро самогонки проспорили, с претензией к великомученику нашему: что же не сигнул-то, просвистел, дурак старый, на всю степь, а козу драную одну и пригнал только? Варфоломей-то аж в слезы: вознесен бы, вот совсем было вознесен, да кила помешала, кила к земле тянет, гараждане! Так и пошло, в поговорку, можно сказать оборотилось: вознесся бы, да кила к земле тянет. Из жизни самой факт. Богом ты заинтересовался - это хорошо, Федор Федорович. Выходит, в самый корень смотришь. У меня - все.

Федор Федорович речь председателя выслушал молча, только коробка на его голове тарахтела слышно и часто. Гриша Суходолов вертелся, будто сидел на еже, однако и успел дожевать холодные пельмени. Следователь Ольшанский наконец малость растормозился, ожил и тоже завертелся, пытаясь вставить слово, на попытки его не увенчались успехом.

- И мы ведь, Федор Федорович, имеем к тебе вопросы, - сказал председатель Ненашев. - Ты располагаешь временем?

- Не располагаю, - ответил пришелец своим размеренным железным голосом. - Что такое кила?

- Кила? Я не медик, но килу, конечно, видел. Это - опухоль в паху. Она вырастает, как правило, от надсады и достигает больших размеров, так что к земле действительно тянет. Раньше килу не оперировали, кто ее в глухой деревне резать станет? Да.

- Я тоже имею вопросы! - Гриша Суходолов поставил на стол локоть, будто прилежный школьник на уроках, вытянул ладошку.

- Некогда, - ответил пришелец, и очки его сердито блеснули.. - Энергии мало. Я еще приду.

Председатель Ненашев резко придвинул ближе к пришельцу банку шпрот в масле:

- Ты бы покушал. Ты библию-то читал?

- Читал.

- Ешь шпроты, питательная штука. Вот ты, Федя, у нас беспрестанно спрашиваешь, а нам не отвечаешь, ведь за тобой - сплошная тайна, сплошной интерес: ты же из других миров явился, ты просвещенней нас, выше на нескончаемое количество голов, а эгоист. Мы имеем к тебе великое, понимаешь, любопытство, а ты глух и нем. Почему же так? - Слова свои, полные укоризны и обиды, Ненашев прервал на середине, потому что пришелец Федя сперва окутался красным облаком, потом, как давеча, одетый пузырем, взмыл к потолку и сошел на нет.

- Кто это такой? - следователь Ольшанский воздел палец к потолку, потом, отдуваясь, вытер запотевшую шею рукавом рубахи.

Председатель Ненашев смотрел в темное окно, чуть осветленное дальним фонарем. На дворе прошел дождь-косохлест, и с крыш капало, вода падала, ударяясь о лужи. вода смеялась и шептала. Председатель думал уже о том, что дождь - это хорошо, однако еще лучше будет, если за ночь распогодится и земля в поле подсохнет, если люди будут работать на севе без помех, будут кончать весеннюю кампанию.

- Так я спрашиваю, кто такой?

Гриша Суходолов посмотрел на Ольшанского с неудовольствием, сказал:

- Это - пришелец.

- С других планет который, что ли?

- С других галактик.

- Ты мне лапшу на уши не вешай, я не маленький! - ~ осерчал капитан. - Я при исполнении служебных обязанностей, учти!

- Учитываю. Ты ж сам все видел, я не намного больше твоего знаю.

- А он? - Ольшанский кивнул в сторону председателя.

- Он и того меньше знает, у него - сев. Слушай, Иваныч, я в райцентре люстры видел, ничего такие.

Завтра поеду, так привезти могу, рублей сорок вроде стоят. Привезти?

- Так чего мы сидим, надо же действовать! - загомонился следователь и даже привстал, чтобы бежать и оповестить кого надо про все как есть. Намерение Ольшанского на поверку-то было не савсем бескорыстным: с него ведь автоматически снималось дело необычайной запутанности. Это - первое. Потом ведь запросто можно попасть в историю в связи с таким, можно сказать, событием - мирового значения. Это - второе.

- Федя не даст.

- Чего это он не даст?

- А раззванивать по белу свету, что он явился. Не велел.

- Он нам не указ!

- Дурак ты, прости еще раз. Видел, как моя заместительница ушлепала отсюда? Видел? Он ее отключил начисто, она про все забыла. И - навсегда. Спит, наверно, теперь и сны приятные видит. Понял? И тебя отключит, остаток твоего мыслительного аппарата порушит еще по неосторожности, куда ты тогда? Ночным сторожем, и то не возьмут по причине неустойчивой психики. Ты шариками-то своими научись шевелить хоть маленько! И потом другое. Кто тебе поверит в натуре, что ты - общался с инопланетянами, какие ты доказательства приведешь в свою пользу? Скажут: напился - и несет несусветицу. Чего доброго, и - в дурдом загребут - для полного выяснения картины. Ты юрист, не известку ворованную на базаре продаешь, ты - на виду, про тебя, поди, в газетах иногда мелким шрифтом пишут - "Следствие ведут знатоки". Соображай в этом свете, какие последствия вызовет твое легкомыслие;

В напористой отповеди! Гриши - Суходолова присутствен вала некоторая доля сермяжной правды, это Ольшанский уловил сразу, но сыщик боялся не огласки, нет, его приводила в легкое содрогание сама мысль о том, что он засмеялся пойти против волк пришельца Феди, обладающего гигантскими возможностями. Следователь почувствовал себя муравьем, дерзнувшим переступить дорогу, например, слону. Что же касается Гришки Суходолова, то речистость его тоже имела корни: он ревновал чужака к Тайне и вообще ко всему, что связано с гостем - из других миров. Если - рассуждать непредвзято, то именно ведь Суходолов, и не кто другой, расшевелил вулкан, дремавши" в недрах горы Монашки, Суходолов, и не кто другой, заимел общение с инопланетным интеллектом. Гриша прятал в самые сокровенные уголки души мечту обзнакомиться накоротке С Фединым экипажем, особо трепетно он дожидался часа воскрешения женщин с Монашки (они там наверняка есть!) и проводить вечера с одной из них, пусть не самой красивой, в беседах тонкого свойства. В душе бухгалтера вызвонилась святая любовь к той, неизвестной. Любовь духовная и родниковой чистоты.

- Пора, однако, расходиться, товарищи: завтра чуть свет вставать, - сказал Ненашев и зевнул в кулак. Добавил после короткой паузы: - Черт знает, что творится. Вы молчите оба, закусите языки - дальше видно будет.