Владимир Васильев - Диалог с зеркалом о граде вожделенном

ИО: В «Град», что ли?

ИП: Не исключено… «И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камнии сии сделались хлебами…». А герой наш, комсомолец, конечно, догадываясь, что «не хлебом единым будет жить человек», а Экспериментом, понимал в то же время, что пить самогон, не закусывая – последнее дело, комсомольца недостойное, и поддался на искушение диавольское. А диавол и рад… И был это первый шаг на долгом пути грехопадения правоверного комсомольца и апостола Эксперимента Андрея Воронина… А что не власть?.. Власть адекватна гражданину – она тоже демонстрирует готовность принять в себя все, как болото. Павианы?.. А что ей павианы – зарегистрировать каждого и тем узаконить: «Хаос, безобразие сделать таким образом элементом стройного порядка, присущего правлению нашего доброго мэра!»… Так худо-бедно и существует система, функционирующая по своим законам, хотя в ней и заложены «антитела», – «теневые» следствия тех же законов.

АВТОР: Да уж, извилины мне этими законами распрямили знатно: «Эксперимент есть эксперимент» Действие прежде всего…», «каждый на своем посту, каждый – все что может»… Кстати, когда вернулся в реальность, ушам своим не поверил: «Участвовать в перестройке на своем рабочем месте!». Ну, мать вашу…

ИП: И вопрос еще – свое ли это место? Почему ты находишься на этом месте – по воле «распределительной машины» или до технического ее варианта – бюрократа?.. Вернее, дело даже не в этом – если равные способности, так и Бог с ним… Вопрос в том, что происходит с обществом, когда врач работает кровельщиком, астроном – мусорщиком, а сексуальный маньяк – мэром?.. То есть система случайной расстановки кадров неизбежно ведет к тотальной некомпетентности социума, и результат – каждый не на своем месте и каждый ничего на может.

АВТОР: Но все-таки в том, что каждый имеет вероятность занять любую должность, испытать все, «побыть в шкуре» каждого – есть что-то от справедливости…

ИП: Не больше, чем в яичнице от цыпленка!.. Похоже, настала пора защитить великих утопистов от нашей некомпетентности… Мы отыскали, что в «Граде» общего с античной полисной утопией. Теперь надо признать принципиальную разницу между ними, ибо она стала явной, как дыра в носке… Заврались мы, братцы, как генсек на трибуне очередного съезда…

АВТОР: Кажется, я начинаю понимать, что вы имеете в виду… Выдвинутый Сократом «принцип компетентности»?

ИП: И не только Сократом – Пифагор, Демокрит, Гераклит и другие умные люди твердо стояли на том, что управлять жизнью должны мудрецы. Платон довел эту мысль до абсолюта, и даже до абсурда… слегка.

ИО: Но Аристотель его скорректировал в своей «Политике».

АВТОР: То есть вы хотите сказать, что в Городе отсутствует принцип разделения труда, который практически незыблем в греческой античной утопии. Верно, это существенное отличие – как у дерьма с котлеткой… Но вспомните китайского философа Сюй Синя из школы «нунцзя» (IV-III в. до н.э.), который говорил, что (мудрый правитель должен вместе с народом обрабатывать землю и кормиться этим, готовить себе пищу и одновременно править…» То есть были предтечи…

ИО: Слава Богу, китайская философия на Сюй Сине не закончилась…

ИП: Но, пожалуй, впервые лишь T. Mop как официальный родоначальник «утопического социализма» (будто существует иной социализм!) серьезно посягнул на принцип разделения труда: «У всех мужчин и женщин есть одно общее занятие – земледелие, от которого никто не избавлен…» Как у Сюй Синя… Но, окончательное категорическое отрицание разделения труда, как основы идеального общества, звучит у Энгельса в «Принципах коммунизма», да и во всей «марксистской» литературе,.. Это и есть подлинные предтечи утопии «Града», где, как и положено в антиутопии, – принцип гротескно доведен до логического конца, то есть до абсурда…

АВТОР: Но в «Граде», обращаю ваше внимание, реализован и другой «оригинальный» принцип, как-то: «Действие – прежде всего… Непонимание – это непременнейшее условие Эксперимента» – принцип веры!

ИО: То есть полная противоположность марксову тезису: «Идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами».

ИО: Не совсем противоположность, ибо для овладевания массами у идей есть два пути: осознание и вера. И Маркс, и Ленин рассчитывали на осознание пролетариатом его исторической миссии, но, в конце концов, пришлось провозгласить: «Грабь награбленное!» Это осозналось быстро и овладело массами намертво, А что до коммунизма – пришлось поверить в то, «что сегодня может быть как угодно тяжело и плохо, и завтра – тоже, но послезавтра мы обязательно увидим небо в звездах и на нашей улице наступит праздник…».

АВТОР: А вместо этого появились павианы!

ИО: 0 да – павианы! Павианы – это щекочет нервы, так гвоздь в перине! Не совсем, правда, понятно, зачем понадобилось Наставникам напускать на Город павианов… Но впечатляет!

ИП: Да причем здесь Наставники?! Павианы – родственники рыжего карлика из «Миллиарда лет…» – они порождение самой Системы Города, Системы Эксперимента, основанной на принципе тотальной некомпетентности. Случайное, но неизбежное. Случайное в проявлении – это могли быть крысы, кошки, НЛО, домовые, массовые отравления, эпидемии, аварии на атомных станциях, нефтепроводах, газопроводах, резня мирноживших народов – все, что угодно… Неизбежное в явлении – что-то обязательно должно случиться… Последний раз, как нам стало известно, были слоны. Громоздко, но вполне вероятно.

АВТОР: Особенно, если учесть, что в шахматах слон и офицер – один черт… Но что примечательно: принцип непонимания, он же принцип веры, не срабатывает, как я теперь понял… Народ талдычит: Эксперимент есть Эксперимент, но и начинает иронизировать: «именно эксперимент – не экскремент, не экспонент, не перманент…» А ирония – коррозия веры… Народ – он Фома, который сказал: «если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю… Потому народ на Бога да Наставников надеется, а сам пребывает себе на уме, как дядя Юра: «Что они там со своим Экспериментом мудрят – прямо скажу, братки, не моего это ума дело, да и но так уж интересно. Но я здесь – свободный человек, и пока мою эту свободу не тронули, я тоже никого не трону. А вот если тут которые найдутся, чтобы наше нынешнее положение фермерское переменить, то тут я вам в точности обещаю: мы от вашего города камня на каше не оставим. Мы вам, мать вашу так, не павианы…»