Калеб Карр - Убийцы прошлого

— Наши друзья из шотландских республиканских ВВС, доктор Вулф, — пояснил Слейтон, отвечая моему изумленному взгляду.

Одним из итогов перекраивания национальных границ Британии, английского национального переопределения, последовавшего за разногласиями по вопросу переписки Черчилля — Принципа, возложившей вину за Первую мировую войну на британских политиков, стало решение парламента Шотландии официально провозгласить национальную независимость. Мир не знал, что косвенную ответственность за это историческое решение несла команда Малкольма, подсунувшая фальшивку. К тому же Малкольм, продав контрольный пакет акций "Трессальян Корпорейшн" и потратив часть суммы на тайное приобретение у Шотландии крохотных Гебридских островов, смог полностью посвятить себя кампании по дезинформации. Вырученные суммы была весьма существенны и позволили Эдинбургу оказать серьезное вооруженное сопротивление попыткам Англии вновь подчинить себе северного соседа. Даже годы спустя Малкольм продолжал щедро вкладывать средства в то, что Лондон продолжал упорно именовать "шотландским мятежом", а весь мир "шотландской войной за независимость". Практические результаты этой щедрости мы теперь видели вокруг.

— Они и вправду атакуют англичан? — спросил я. — Непохоже, чтобы у них были шансы на победу.

— Атаки не будет, — сказал Слейтон. — Они летают на устаревших «харриерах», вооруженных неэффективными ракетами «спарроу». Но сейчас главное не это, а то, что они задержат английские самолеты, а мы тем временем погрузимся поглубже.

Так и вышло: в считаные мгновения наш корабль был снова под водой. Мы быстро пересекли залив Пентленд и устремились на запад, в сторону Атлантики, а затем на юго-запад. Проплывая на небольших глубинах, мы видели, как неспокоен океан над нами. Когда мы вновь поднялись наверх, волны бушевали с такой силой, что я порадовался тому, что мы не плывем, а летим над ними на высоте футов в пятьдесят.

Уже через несколько минут на горизонте показался пункт нашего назначения: посреди океана виднелись семь крохотных клочков суши. Когда мы приблизились, я смог разглядеть их живописные отвесные скалы, потайные гроты и обдуваемые всеми ветрами зеленые равнины.

— Ну, Гидеон, — произнес Малкольм (радость, что наше путешествие близится к концу, смягчила его муки), — приветствую вас здесь. Здесь, на Островах На Краю Света…

Острова На Краю Света — так с незапамятных времен прозвали этот небольшой архипелаг, официально именующийся Сент-Кильда. Большую часть года его надежно охраняли океанские волны, которые в этом месте столь яростны, что корабли не рискуют приближаться к его берегам; потому-то Сент-Кильда стала для Малкольма и его команды идеальным укрытием. С 1930 года остров был необитаем, если не считать морских птиц — бакланов, чаек-моевок, альбатросов и так далее; они водились здесь в большом изобилии и разнообразии, а стаи их были так огромны и густы, что их появление изменяло цвет ландшафта. Но случайного путника более всего поражала царившая здесь плотная, почти осязаемая атмосфера тайны: иссеченные морем скалы и остатки древнего вулкана были свидетелями прошлого, полного темных загадок и опасных авантюр. Пусть это рассуждение страдает излишним романтизмом, но когда мы приземлялись на одном из этих островов, я был всецело во власти романтических настроений.

На главном острове архипелага, носившем имя Хирта, близ обветшалых руин маленькой деревеньки, возраст которой насчитывал несколько столетий, Малкольм устроил базу для своих операций. Строения были умнейшим образом спроектированы так, что походили на окружавшие их древние каменные развалины, но технологии, что применялись при строительстве этих зданий, не имели с прошлым ничего общего.

Системы обеспечения и обслуживания были полностью автоматизированы, так что не требовали присутствия человека; можно было не появляться на острове неделями или даже месяцами. Что до интерьеров, то они повторяли стилевые контрасты помещений корабля: функциональный минимализм лабораторий и постов управления контрастировал со старинной роскошью кают и гостиных. В здании, имитировавшем церковь, в действительности размещался проектор озонового оружия; последний, кроме всего прочего, использовался для поддержания стабильности погодных условий на островах, так как климат северной Атлантики временами показывал свой нрав.

Лариса и полковник Слейтон помогали Малкольму: ему был необходим режим для восстановления сил, а нужными лечебными процедурами и медикаментозной терапией он занялся сам, так как питал понятную неприязнь к докторам. Мне же тем временем показали комнату, из которой открывался замечательный вид на мрачную пещеру среди скал и волнующееся за ней море.

Следующие две недели Малкольм в одиночестве восстанавливал свои силы, а затем шел работать в лаборатории — это была его святая святых; я же проводил время с остальными, исследуя острова, изучая разрабатываемые группой технологии, обдумывая последствия наших недавних эскапад. Это было бурное время, и по его прошествии я вдруг понял, что мои слова и действия ничем не напоминают слова и дела доктора Гидеона Вулфа, жителя Манхэттена, профессора университета Джона Джея, достойного американского гражданина и уважаемого члена общества, — теперь я был больше похож на человека, который, как и другие, отказался от гражданства своей страны и стал человеком без родины. В миг, когда в тюрьме Бель-Айл я ступил на борт корабля Малкольма, я поставил себя вне закона — в лучшем смысле этого слова, убеждал я себя; но вряд ли эти тонкости имели бы значение для властей, попадись я им в руки. И я с головой погрузился в новую жизнь: днем обсуждал проекты новых мистификаций, изучал новые технологии и новые виды оружия; ночью же все более страстно пленялся очарованием Ларисы.

Сейчас все это кажется сном, в который я бы с радостью вернулся, если бы мог забыть пробудивший меня ужас.

Возбужденный эмоционально и умственно, я не смог распознать некие признаки, предвещавшие этот грядущий ужас. Первый из этих признаков все еще живет в моей памяти.

Однажды вечером, когда солнце ярко освещало поверхность пещеры за освинцованным эркером моей комнаты, — в то время года на Сент-Кильде становилось темно лишь на три часа, — я случайно наткнулся на пиджак, который был на мне во время побега из тюрьмы, и обнаружил в его кармане доставшийся мне от миссис Прайс компьютерный диск. Первая же мысль, пришедшая мне в голову при виде этого диска, была о Максе. Он припомнился мне не таким, каким я видел его в последний раз, — большую часть его головы тогда снесла пуля ЦРУшного снайпера, — но живым, всегда исполненным добродушных шуток и смеха. Затем я вспомнил об информации на диске — обо всей информации. Я был так сосредоточен на обстоятельствах смерти президента Форрестер, что совсем позабыл о том, что Макс подобрал ключ и расшифровал вторую серию изображений, старую съемку нацистского концлагеря и внедренный туда цифровыми методами неопознаваемый силуэт.