Уильям Берроуз - Дезинсектор!

— Да это действует как цианид на белого святошу…

Шериф его свиномордый заместитель и члены Лиги борьбы с безнравственностью синеют и валятся вокруг засирая и зассывая землю…

— Теперь детям обычно нравится этот запах и они выходят с красными прыщами и говорят: «Можете держать меня здесь сколько угодно пока вы даете мне это…»

Вот мальчишки кончают зубы оскалены глаза горят волосы встают дыбом… рыжая звериная шерсть покрывает их тела клыки прорываются сквозь кровоточащие десны мальчик дрожит и брыкается жопа вибрирует а хвост прорастает из позвоночника…

— С мальчишками нужно по-особенному.

Парень стоит его ширинка выпирает прыщи взрываются на лице.

Это Одри в 14 лет страх и неуверенность в его взгляде — у большинства он вызывает неприязнь и недоверие. Он похож на пса загрызшего овцу кровь размазана по морде, виляет хвостом и в то же время готов укусить или пуститься наутек. По субботам он ходит в суды и сидит на процессах спертый воздух пот и сигарный дым возвращает все вспять — как Одри дрожал под холодными взглядами сыщиков с сигарами.

Одри пробрался в зал суда и забыл снять шляпу.

— СНИМИ ШЛЯПУ.

Он садится перепуганный как обычно. Поворачивается и смотрит по сторонам. В двух рядах впереди черный мужик локоть закинут на спинку скамьи. Одри разглядывает его, и тот тоже легко может заметить Одри, стоит чуть повернуть голову. Может он и поймал взгляд Одри, но виду не подал. Одри отчего-то уверен: этот человек не подожмется не сдвинется ни на дюйм по чьему-то приказу, его физическая неподвижность порождает силу которую Одри ощущает, как электромагнитное поле. И вот выкрикнули уголовное дело.

— ДЭВИ ДЖОНС.

Паренек лет 15 под конвоем усталого полицейского предстал перед судьей. Вспоминая это я вижу некое подобие сцены с намеком на занавес. Когда выкрикнули его имя Дэви Джонс вошел с левой стороны. Ему 15 он крепко сложен высокий совершенно спокоен и уверен в себе он стоит перед судьей презрительно ухмыляясь. Одри понял, что парень ничего не боится. Одри облизал губы и почувствовал, что у него встает.

— Я невиновен, — произнес парень дерзко.

Судья вжался в кресло. Втянул жирную плоть, отступая:

— Ты виновен. Тебя признали виновным и я приговариваю тебя к пяти годам в Бунвилле.

БУНВИЛЛЬ. Одри застегнул пальто, чтобы прикрыть ширинку. Он вспомнил газетную статью о подростках из городской тюрьмы, ожидающих перевода в исправительную колонию в Бунвилле, Миссури… жалобы на «мерзости которые творили мальчики, заметные прохожим в окнах заведения»… Он представлял себя в камере с Дэви Джонсом…

— Я невиновен, — повторил парень, улыбаясь с откровенным презрением.

— Есть ли родственники в зале? — спросил судья.

Чернокожий заговорил, не вставая со скамьи… «Я его отец. Он не такой, он не мог это сделать». Он не пошевелился, не сменил позу. Слова повисли в воздухе таким явным оскорблением, точно крепкий черный кулак заехал судье по морде.

Судья моргнул откинулся назад…

— Такой-такой… Его признали виновным в вооруженном ограблении…

— Он не такой.

Одри понял, что судья боится этого человека. И судья, и судебные приставы. Никто не велел ему встать и обращаться к судье «ваша честь».

Много лет спустя в Новом Орлеане, сидя в тюрьме по обвинению в употреблении наркотиков, он встретил еще одного черного такого же типа. Из-за изуродованной руки того прозвали Лапой. Он был похож на скелет тощий невозмутимый хладнокровный с другими зэками держался надменно, а наркоманов терпеть не мог.

— Что, крючит без герыча, парень? — старый джанки весело хлопнул его по спине.

— Не понимаю, о чем вы? — холодно отозвался Лапа.

Наркоман убрал руку и кашляя отвалил. Почему они его терпели? Потому что боялись. Дэви Джонс отец и сын и Лапа разрушили весь белый мир.

старый сержант мрачно разглядывает фотографии

разыскиваемых желтые облупившиеся

30-й день без ареста в Нью-Йорке

они рискуют 15-ю световыми годами, все будущее,

разговоры о чем-то, прохладные сады

и вечерние бассейны.

Старый тюремщик обходит пустые камеры.

«Спите крепче, ребята».

Там ни души

бормочущие призрачные голоса

взломщиков торчков жуликов

старые укуренные миры

бормочут год за годом.

Моряк повесился на ремне

пьяница колотит в дверь камеры

худой седой карманник останавливает его.

«Вынесешь эту записку Вертухай

Получишь сотню».

вытаскивает сотню из дырявого башмака джанки.

«Мне б арестовать кого-то, Майк. Я на мели».

«Отвали шпана

Не могу найти старого алкаша»

Никто не арестован. Она читает это в его грустных глазах.

«Conservez toujours une bonne morale».

острый холодный рев смеха

ускользает в небо

«Cher ami, voici mon dernier livre»,

Не мог вырваться из старого фильма про легавых.

Вертел дубинкой мощеные улицы

солнце заходит за его спиной

в темнеющем парке

не смог докопаться

«et personne n'a ri»

Вам не нужно напоминать

что законы тверды как Соединенные Штаты…

моча в соломе желтое небо

его велосипед из света

«poumons sensibles».

синий запах надежды когда он завернул за угол

и морской воздух ударил в лицо

«Покиньте поблекший фильм пожалуйста»

Встал. Не забыл «спасибо».

Старое здание суда пустые камеры и полицейские участки

поручители судьи адвокаты надзиратели

бумажные стаканчики с кофе на столе

ОТДЕЛ ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ… дверь открыта

папки и картинки разбросаны по полу

в моче и дерьме.

На стене тараканьей отравой:

ЗДЕСЬ ДРОЧИЛ АХ ПУЧ

Законы жестки как Соединенные Штаты,

«L'indecision ne servirait pas votre cause ce soir».

Проходя с отцом по Ладью-роуд белые остовы зданий дворы заросшие сорняком и плющом Питер поднялся в воздух на тридцать ярдов он хотел удивить родственников показать как он умеет летать но отец только смотрел печально зная что Питер не вернется сцена меняется земля и асфальт переворачиваются беззвучно Питер очутился перед школой Дж. Б. она намного меньше чем ему казалось здание на ремонте затхлый запах в пустых летних кабинетах призрачные голоса поднялся по склону холма к дому на Прайс-роуд который тоже был не таким каким остался в памяти через черный ход в свою комнату открытое окно на верхней площадке увидел что на разбитом подоконнике растут мох и трава его комната была разделена перегородкой выключатель на стене не работает там еще круглая панель на столе с кнопкой загораются развешанные по всей комнате лампочки праздничная иллюминация по случаю его возвращения тусклая и мрачная в темной комнате затхлый нежилой запах еще одна комната за перегородкой знакомый вид на лесистую долину теперь затянут облаками словно он смотрит сквозь слезы он заметил что руки изранены и исцарапаны от игр и падений ежевика и порезы его детства отец принес йод он был безразличен к боли и глядя на отца понял что это равнодушие нежелание играть в старую игру «щиплет!» стали последним приговором отчуждения. Питер подумал что ему надо бы побриться и не торопясь вспомнить вечеринки людей с которыми он общался понимая что нет смысла с кем-нибудь встречаться снова стершиеся далекие голоса он подошел к окну выглянул чувствуя позади печаль отца и холодную пустоту космоса взорвавшуюся между ними звезду. Что случилось со стеклом? Кое-где расплавилось. Нужно сбрить щетину он проделал долгий путь к этому дому грустному мертвому пустому выплюнул жвачку в унитаз и равнодушно огляделся в поисках бритвы и крема.