Гордон Хафтон - Подручный смерти

– Могу назвать еще ряд коэффициентов, которые могут тебе показаться любопытными, – продолжил Смерть. – К примеру, соотношение мертвых и живых приблизительно равно 1:1. Соотношение тех, у кого ключи падают в водосток при попытке их поднять, и тех, у кого они не падают, составляет 1:343. Соотношение клиентов, умерших в результате невероятной цепочки несчастных случаев, и тех, кто умер своей смертью, – 1:2401.

А соотношение историй, написанных живыми, и тех, что вышли из-под пера не-мертвых, составляет примерно 10 000 000:1. Однако у этой повести есть неоспоримое преимущество перед соперницами.

Она правдива.

Он был ходячим несчастным случаем.

Он запнулся на пороге и ввалился на кухню. Потеряв равновесие под тяжестью покупок, едва избежал столкновения с выдвинутым ящиком буфета, но ему удалось взмахнуть пакетами и шлепнуть их на кухонный стол. Бормоча себе под нос, он оторвал от рулона бумажное полотенце и протер очки. Когда он водружал их на нос, дужка выскользнула, и очки упали, при этом разбилась левая линза.

– Едрена в жопу матерь.

Не сдаваясь, он вытащил из шкафа под раковиной сковородку, плеснул в нее масла и включил газ, который стал выходить, пока он искал спички. Я слышал легкое шипение и сладковатый запах. Он перерыл три ящика, залез в комод, заглянул под газету, почесал подбородок, проверил карманы пиджака. А газ все выходил. Он осмотрел хлебницу, прошелся взглядом по полкам, пошарил за посудомоечной машиной, надул щеки, залез в цветочный горшок. А газ все выходил. Он обследовал полку с цветами, изучил сушку, прохлопал карманы брюк, постучал по зубам, заглянул в микроволновку. А газ все выходил.

Он выключил конфорку.

Внезапное воспоминание озарило его лицо. Он потянулся к ближнему пакету и вытащил коробок «Суон Веста». Чиркнул спичкой, поднес к конфорке, снова включил газ – и тот полыхнул кольцом холодного голубого пламени. Масло стало нагреваться. Он достал из другой сумки длинную связку сосисок, положил ее на стол, подхватил первый пакет и понес к холодильнику.

На подступе к агрегату он зацепил пакет за открытый ящик. Пытаясь его высвободить, прорвал дыру и в сердцах дернул сильнее. Ручка оторвалась.

Содержимое пакета вывалилось на пол.

Яйца разбились, копченая грудинка выпачкалась в пыли, молоко разлилось. Банка с медом разбилась, мед растекся.

– Господи Иисусе…

Он нагнулся, чтобы прибраться, и стукнулся лбом об открытый ящик буфета.

– Дьявол раздери.

Он отступил и поскользнулся в лужице из молока и меда. В попытке смягчить падение он напоролся ладонью на разбитое стекло. А вторая рука приземлилась на единственное целое яйцо.

– Япона мать, да что ж это!

Он выбежал из кухни, дуя на руку. Весь его костюм пропитался молоком. Я слышал, как он взбегал по лестнице.

За это время он ни разу не посмотрел в нашу сторону.

– Пошел за бинтами, – пояснил Смерть. – И до его прихода нам надо подогреть масло.

– А это разве не вмешательство?

– Естественно, это вмешательство. «Мы обязаны вмешиваться».

– Неужели вам это не претит?

– У меня нет выхода.

Он пожал плечами и повернул вентиль до упора. Масло задымилось.

Через пять минут наш клиент с перебинтованной кистью спустился по лестнице. Он переоделся в черные тренировочные штаны, черную трикотажную фуфайку и черные теннисные туфли. Шнурки не завязал.

Только он переступил порог, дым, клубящийся над сковородкой, задействовал пожарную сигнализацию.

Громкие проклятия заглушил резкий прерывистый писк.

Он выбежал в прихожую, тут же вернулся с табуретом в руках и установил его под датчиком сигнализации. Выключил горелку, залез на табурет, чертыхнулся, слез на пол, выхватил из открытого ящика отвертку и опять вскарабкался на табурет. Отклонившись, он отвинтил болты на блоке сигнализации, подхватил его корпус и медленно извлек батарейку.

Писк прекратился. Он облегченно вздохнул и начал поворачиваться.

Стоял он на шнурках.

Он потерял равновесие, свалился спиной на плиту, задел затылком ручку сковородки, основательно приземлился на задницу и крепко пустил газы. Потревоженная столкновением сковорода опрокинулась и залила дымящимся маслом лысину клиента.

Он с воплем вскочил и помчался к двери. Шнурки болтались – но, самое удивительное, он так и не споткнулся.

– Давай за ним, – повелел Смерть. – Если что – действуй. Только осторожно.

Мне было жаль нашего клиента. Конечно, сейчас он как никогда близко подошел к самому спокойному этапу своего существования и, наверное, предпочел бы свалиться в гроб, чем пытаться из него выбраться, – однако я ничего не мог с собой поделать. Я вышел на улицу, следя за каждым его движением, будто надеялся, что его мучениям скоро придет конец, и старался не вмешиваться. Просто наблюдал, как он свернул вправо мимо лужи черного машинного масла и ощупью стал искать бочку с водой.

Я отчаянно боролся с желанием повести его за руку.

Его пальцы ударились о край бочки. Он обхватил ее, погрузил пылающую голову в холодную жидкость и отчаянно ею замотал. Вода пошла волнами, расплескалась на стоявший рядом могильный камень. Спустя несколько минут он вынул голову и сделал три глубоких вдоха. Вся его кожа покрылась небольшими розовыми волдырями. Очки отсутствовали. Я тихонько обошел его. Он вытер глаза и неровной походкой побрел к дому.

– Господи Иисусе!

Все еще пошатываясь от ожога и без очков практически слепой, он ступил в масляную лужу, потерял равновесие, поскользнулся и тяжело приземлился на левую руку. Рукав фуфайки испачкался маслом.

Он со стоном поднялся и потащился к дому. Не отставая ни на шаг, я проследовал за ним на кухню.

Он придерживал ушибленную руку и жалобно скулил от боли.

Окинув полуслепым взглядом хаос на полу, он начал проклинать всех, кого только знал. Потом успокоился, открыл шкафчик возле холодильника и достал из него полупустую пачку сигарет. Сунул сигарету в рот, нашарил коробок, вытащил спичку, чиркнул ею, зажег сигарету. Глубоко затянувшись, он оглядел разруху и снова крепко выругался. Потом прикрыл глаза руками, забыв, что в одной из них держит все еще горящую спичку, и опалил себе правую бровь. Возопив от боли, он выронил спичку. От крика изо рта выскочила горящая сигарета и упала на его левую руку.

Промасленный рукав медленно, но неотвратимо заполыхал.

Он опять выскочил из кухни и повторил свой рейд к бочке. Рука его пылала, как факел, языки пламени тянулись к голове, облизывали и ласкали тело. Смерть, наблюдавший его бегство, подобрал коробок спичек, открыл дверцу буфета под раковиной и бросил спички в мусорное ведро.

Я снова вышел за клиентом на улицу. Он стоял у кадки с водой, погрузив туда руку по самое плечо, лицо исказилось от боли и облегчения. Все его тело содрогалось от страха и холода. Я ощутил неудержимое стремление утешить его, как давным-давно меня утешала в болезни мама. Но долг требовал совсем иных действий.