Гордон Хафтон - Подручный смерти

Она – нечто большее, ведь она – та, кого я люблю.

– Ну вот, – сказал Смерть, – они опять за свое.

Розовые ягодицы и дрожащие ноги еще раз слиплись, от их энергичного трения смазка стала плотной и густой. Я ощутил слабость в животе, покалывание в спине и давление в легких. Меня пугали воспоминания.

– Всякий раз, когда это вижу, меня воротит. – Война передернулся. – Столько сил хратят зазря, к едрене в жопу фене. Так и хочется наподдать.

– Я, признаться, часто задавался вопросом, каково им, – произнес Смерть.

– Пошли бы лучше и подрались с кем-нибудь.

Смерть пожал плечами.

Война открыл пакет.

Я уже не мог себя контролировать. Дыхание ускорилось, пульс участился, нервы напряглись до предела. Мой закостенелый позвоночник дрожал, желудок подпрыгивал, плечи сотрясались от наслаждения. Ноющая память о сексуальном возбуждении пронзила все тело.

Секс для меня – гораздо больше, чем набор определенных действий. Больше, чем разговор, встреча глаз, прикосновение, поцелуи, объятия, проникновение, пульсация, изъятие, прикосновение, поцелуи, разъединение. Больше, чем просто физическое влечение, расширенные зрачки, открытые рты, вытекающая смазка, экстаз до боли, содрогающаяся от наслаждения плоть, смешные синяки на бедрах, потрескавшиеся губы и спина в ссадинах. Больше, чем химическая основа влечения, больше, чем рутина, его подавляющая, больше, чем рождение и угасание любви и непостоянство времени.

Секс – одна из тех вещей, ради которых стоит жить.

Два последних года своей жизни я хотел с его помощью уничтожить следы невинности, познавая границы собственного вожделения. С его помощью я также мстил: родителям – за то, что не подготовили меня к взрослой жизни, Эми – за то, что бросила меня, и себе – за наивность.

Секс был орудием мести.

Крупный солдат-муравей подскочил к моему левому башмаку, поразмыслил, не стоит ли совершить диверсию и отхватить кусок моей воскрешенной плоти, затем бросился выполнять основное задание.

Десять тысяч муравьев ринулись следом.

Я отошел в сторону. Разбухший пакет обмяк, как только красная волна выплеснулась на зеленую гладь леса. Темное покрывало муравьиных тел, сложный организм, состоящий из кусачих кислотных единиц, прогрызало путь к подстилке. Авангард армии незаметно взобрался на бухгалтерскую ступню, покорил вершину пятки, расчистил путь сквозь заросли волос на икрах и остановился в подколенной ложбинке. Рука бухгалтера потянулась смахнуть назойливое насекомое, но это лишь на миг сбило разведчика с пути. Муравьи продвигались вперед, к ним подтягивались новые силы. Они пересекли равнину бедра, перебрались на ягодицы, не обращая внимания на бреющий полет руки противника, захватили весь зад, прорвались через обширную поясницу и двинулись к плечам. Армия переливалась на теле, словно патока, стекала с боков, постепенно перебираясь на пухлые бока женщины. Бурлящая, трепещущая река жизни, заполнив собой все низины и высоты, разливалась и поднималась.

Сигнал тревоги, изданный бухгалтером, и эхом отозвавшийся панический вопль руководителя проекта не возымели действия на атакующих. Они произвели двойной захват и заметно укрепили свои позиции, после чего подавили противников стремительной атакой на руки и шеи. Муравьи оккупировали каждую пядь спорной территории: лезли своим врагам в рот и глотку, буравили кожу, брали их высоты, оскверняли их сокровенные места.

– Пока все идет неплохо, – мирно заметил Война, почесывая висок. – Правда, некоторые больно уж разгорячились – от жары, видать.

Смерть сидел рядом на корточках с выражением глубокого разочарования на лице.

– Я уже не понимаю, что делаю.

– Все как всегда. Завтрак, подготовка, обед, кончина, ужин, сон. Что тут сложного?

– Но ведь должен быть смысл.

Тоска Смерти утомила Войну, и он сменил тему:

– Что сегодня на ужин?

– Не помню.

– Только бы не курица опять.

Смерть взглянул на него безучастно.

Враг рассыпался на два фронта: первый представлял собой вопящий муравьиный ковер, переходящий с места на место (мужчина), второй – визжащий муравьиный ковер, перекатывающийся по земле (женщина). Оба были обречены. Ковер-мужчина, размахивая трясущимися руками и пошатываясь, продвигался к лесу; ковер-женщина удачно раздавила часть захватчиков, но совершила роковую ошибку – открыла глаза, на которые тут же накинулись элитные подразделения муравьиной армии.

– Гляди за ним в оба, – велел мне Война, показывая на бухгалтера, бредущего к деревьям. – Если он уйдет далеко, приведи его назад.

– А если они и на меня набросятся?

– Не бойся, – засмеялся он. – У тебя совсем другой запах.

Но повода для беспокойства уже не оказалось. Бухгалтер завалился на землю у края поляны, поверженный массированной атакой. А руководитель проекта, тщетно перекатившись несколько раз, остановилась у наших ног. Попытки сопротивления противника были сломлены, и муравьи одержали блистательную победу.

Они приступили к разделу военных трофеев, поровну распределяя добычу. Медленно, методично армия обдирала полоски кожи и жира, обнажая кровавые клубки мышц, обдирала мышцы, обнажая кости и внутренности, пожирала внутренности, обнажая скелет. Все кости были обглоданы дочиста. Осталось лишь несколько беспризорных клочков волос.

Наших клиентов опустошили, иссушили, выскоблили. От них остались каркасы, модели, чертежи. Воспоминания, отголоски, искаженные копии.

– Смотри-ка, – произнес Война, – а внутри они все одинаковые, к едрене фене. Значит, все их отличия не в сути. А в отделке.

В ответ меня вырвало. И снова этот жгучий, едкий, кислый запах… Полная опустошенность и желание умереть.

Уже второй раз за последние два дня.

Безумное пиршество прекратилось. Фрагменты бурой массы стали расползаться. Некоторые муравьиные особи уже скрылись в лесу. Не успел я вытереть рот, как Война вручил мне небольшой коричневый пакет.

– Подбери сперва самых прытких.

Смерть двинулся к левому краю поляны, я – к правому. Война подчищал центр, перешагнув по ходу свежий скелет руководителя проекта. Его техника собирательства заключалась в том, чтобы сгрести как можно больше муравьев своими ручищами и высыпать в пакет. Смерть выдергивал их из травы поодиночке, улыбался каждому перед отправкой в пакет, после чего снова мрачнел. Я вооружился обоими методами, но сгребал, только когда был уверен, что мою воскрешенную плоть не отъедят от моих воскрешенных костей. Это была тяжелая и утомительная работа. Сбор десяти тысяч юрких насекомых любому покажется изнуряющим трудом, а покойнику и подавно.

Через десять минут ползания под палящим солнцем я присел у головы бывшего бухгалтера и положил руку на его оскаленный череп.