Константин Мартынов - «Ныне и присно»

Череда автомобильных огней на миг иссякла. Тимша метнулся через дорогу. В спину скандально рявкнул клаксон. Шабанов не услышал.

«Кого теперь виноватить? Из кого душу вынимать?»

Узкий полузанесенный снегом проход меж домами, с трудом угадываемая тропинка… Знакомый подъезд неохотно проявился в снежной круговерти. Словно одолжение сделал. Притянутая тугой пружиной дверь сердито грюкнула за спиной, отрезав разбушевавшуюся природу. Батареи старательно гнали тепло, тусклая сороковаттная лампочка освещала пошарпанные стены, неистребимо воняло мочой и протухшими отбросами.

Тимша обстучал налипший на ботинки снег, неуверенно посмотрел на дверь лифта — куда спешить? Обдумать надо, что Игорю сказать, как убедить… Он развернулся к лестнице, под ноги с готовностью сунулись щербатые ступени.

«Не в басурманах дело… и даже не в ухарях обнаглевших. Ухари во все времена были, да с ними справлялись — кого в «холодную» иль под батоги — ума вложить. Самых буйных — на дальние рубежи, пусть татям удаль выказывают!»

Шабанов остановился на площадке между вторым и третьим этажами, оперся на узкий новостроечный подоконник. Нестерпимо потянуло закурить — серегино наследство…

Неожиданно вспомнилась обосновавшаяся в Кузомени семья Верманнов — глава откуда-то из неметчины, жена его наполовину русская, наполовину татарка, а сын, с которым на пару в зуйках ходил, со звериной лютью в драку бросался, если за волосы черные да глаза раскосые басурманином звали. Опять же карелы — те в русские не стремились, а каянь да шведов били наравне с поморами. Если не круче. Веками с русскими бок о бок! В Кеми и вовсе: не сразу и поймешь, к кому в гости попал — одинаково, как своего, приветят. Про лопарей и речи нет — сплошная родня!

«Не в нации дело… не в цвете глаз да форме носа…» Шабанов отолкнулся от подоконника, побрел дальше.

«С Игорем потолковать… Должен понять, что не так и не с теми воюем. Враг тот, кто под себя гребет, а об людей ноги вытереть норовит. Какого бы роду ни был — да хоть самый что ни есть русопятый!»

Запала хватило на пару этажей. Тимша скривился, как от зубной боли. В голове ехидно звучал возможный ответ скинхеда: «Как одних от других отделять будешь? Черепушки вскрывать и внутрь заглядывать? Или по-ментовски дела заводить? Проверки устраивать?»

Шабанов остановился. «Куда лезу? — кольнула болезненная мысль. — Умней меня люди голову ломали, как Русь обустроить. И что? Ни хрена! А я походя разобраться решил?»

Этажом выше хлопнула дверь, на площадку вышел лысоватый дородный мужик, колючий взгляд уперся в застывшего у перил Тимшу.

— Ищешь кого? — с деланой ленцой спросил детина.

Мощная, как у молотобойца, рука тряхнула спрятавшуюся в чугунном кулаке пачку сигарет, со щелчком вспыхнул огонек. Мужик окутался облаком табачного дыма.

«Умную мысль ищу!» — подумал Тимша, вслух же сказал иное:

— Закурить бы…

Мужик хмыкнул, выбил из пачки еще одну сигарету, в тимшину ладонь ткнулась простенькая одноразовая зажигалка.

Тимша прикурил, вернув зажигалку пошел дальше. Мужик смотрел вслед. Интерес во взгляде быстро затухал — на бомжа или вора парень не походил, а остальное жильца не волновало. Хочется человеку пешком идти — его дело.

До квартиры Игоря осталось три пролета. Шабанов снова остановился, с губ сорвалось тихое ругательство.

«Дернул же черт Нияза на пути встретиться! Вся душа из-за него наперекосяк!»

Тимша недоуменно уставился на зажатую меж пальцев сигарету, затянулся. Горло перехватило спазмом, Шабанов зашелся сухим лающим кашлем. «И чего Сергей в табаке нашел?»

Окурок, разбрасывая искры, полетел в угол.

«Как отличать своих от чужих? По какому признаку? Что в русских русского? В чем она, русскость?»

Так и не найдя ответа, он преодолел оставшиеся ступени, за сейфово-тяжелой металлической дверью раскатилась пронзительная трель звонка.

— Не знаешь, где правда? — усмехнулся Игорь. — А еще помором себя зовешь!

Предводитель, или — на сленге скинов — «старшак», вольно раскинулся в глубоком кресле-ракушке. Куртка «бомбер» казалась навечно приросла к широкоплечему торсу.

— Все просто — есть земля, нам от предков доставшаяся, и есть мы, которые на ней живем, — Игорь выпрямился, изначально жесткий голос зазвенел оружейной сталью, яростный удар кулака заставил вздрогнуть стол. — Всех прочих — за рубеж или на фонарь! Ну, разве что чернорабочих пускать: нужники чистить, землю копать… да стерилизовать, чтоб не плодились, и в гетто, под строгий надзор. Остальных… — Игорь приподнялся, пылающий фанатизмом взор ожег Тимшу. — Остальных к едрене фене!

Воцарилась тишина — неловкая, из тех, про кои говорят: «мент родился». Тимша переступил с ноги на ногу, словно провинившийся школяр перед строгим учителем. Настроение, и без того не радужное, испортилось окончательно.

«Хоть бы Лариса вышла… — тоскливо подумал он, прислушиваясь к негромкому звяканью посуды на кухне. — А то мы с Игорем словно на разных языках говорим…»

Тимша набычился, сердито зыркнул на старшака.

«Ну давай, добивай помора неумытого. Растолкуй, в чем она, правда нынешняя!»

— Мне тут книженция попалась, — непрошено подал голос длинный и худой до невозможности скин с намертво приклеенной кличкой Дохлый. — Про трех крутых из леса. Так там один колдун говорит, мол, у всех наций названия существительные, тока у русских прилагательное. Облажали нас чурки с жидами, пасти им рвать надо!

— Оно конечно… — задумчиво отозвался Тимша, — бывает, ты гостя чин-чином встретишь, а он — в скатерть высморкаться норовит, да хозяйке под юбку залезть… так не все ж такие!

Он хотел, слегка осовременив, пересказать историю Верманнов, однако Игорь его перебил.

— Прикажешь у чурок в мозгах ковыряться: где наш, где нет определять? — почти слово в слово повторил тимшины мысли старшак. — Пусть все вместе убираются. А которые вроде бы за нас… будут «пятой колонной» во временно отделившихся землях. С паршивой овцы хоть шерсти клок!

«Как думал, так и вышло. Ни хрена понимать не хотят. Все свое талдычат!»

— Не тот враг, — упрямо заявил Тимша, — кто на нас обликом непохож, а тот, что со своим уставом в наш монастырь лезет. По-другому судить надо. Наркоту толкает? В глотку ему товар запихать — пусть давится. К малолеткам пристает? Болт с корнем выдрать. Никакой жалости! А если работает, пусть даже овощами—фруктами по божеской цене торгует — защищать, как своего!»

— Ага, — ехидно заметил все тот же Дохлый, — ты их защищать будешь, а они синагоги с мечетями строить, да русских в кабалу загонять. Кто у нас олигархи? Чурбаны да жидовня пархатая! Работать они тебе станут… Как же, держи карман шире! Не успеешь опомниться, как русским на русской земле места не найдется! Все поганые скупят, да ублюдками своими заселят! Не-е-ет! Бить, пока на карачках к чертям собачьим не уползут!