Александр Абердин - Летящие по струнам - скользящие по граням

Всем нам предстояло стать сыновьями и дочерьми хотя и провинциальных, но отнюдь не бедных дворян и за три года добраться до Кёнигсберга, чтобы поступить там в Высшую академию магии. Ну, а после того, как мы проучимся в ней семь лет и получим звание магистров, отправиться путешествовать по всему миру, чтобы собрать все магические знания, имеющиеся на Земле М, воедино. Сколько на это у нас уйдёт времени, не имело особого значения, маги ведь народ до безобразия живучий. Какие испытания при этом выпадут на нашу долю, тоже не имело особого значения, пусть любые выпадают, мы были готовы к чему угодно, поскольку твёрдо знали одно - за нами стоит весь Земной Союз Галактики и чем скорее на Земле Прима появятся хорошо обученные, прекрасно разбирающиеся в современной науке маги, тем будет лучше, а то мало ли что принесёт нам на голову из глубин космоса. Мощь земной науки и техники это хорошо, но если добавить к ней ещё и мощь магии, то хуже от этого точно не станет. Тем более при таком мудром и прозорливом президенте Земного Союза, как Эжен Лефевр. Поэтому мы все были преисполнены энтузиазма и нас сам чёрт не мог испугать.

Неделя отдыха прошла быстро, мы вернулись в свой замок Иф и через полчаса, расцеловавшись на прощанье, разлетелись каждый со своей группой поддержки в разные стороны. Ещё во время полёта я разделся донага, прошел через все стерилизующие моё тело процедуры, затем полностью очистил свой желудок и кишечник и принялся всасывать в себя специальный, густой раствор. На очень долгие годы моё тело, прежде чем я в него не вернусь, должно забыть о нормальном питании, но в анабиотической ванне оно способно пролежать не менее трёхсот лет и ничего с ним не сделается. Когда мы долетели до Тулы и приземлились в специальной закрытой зоне, на Землю Магии уже отправились наши разведчики и с их помощью мне предстояло определиться, в тело какого именно парня мне лучше всего вселиться. На это у меня ушло почти четыре часа и всё это время я провёл, находясь в анабиотической ванне, плавая в густом, маслянистом растворе с шлемом для вирджсёрфинга глубокого погружения на голове и дыхательной маской на нижней части лица. Моё внимание привлёк столбовой дворянин Никита Мещерский, который повёз своего сына, семнадцатилетнего балбеса почти двухметрового роста, но лодыря и рохлю, к колдуну Максиму Синеусу, жившему в лесочке неподалёку от большой, чистой, опрятной и зажиточной деревне Мещерино, стоящей на речке Плаве.

Это уже было интересно и я приказал поднять тяжелый флайер в воздух и срочно лететь туда, но команду отбой всем остальным вирджсёрферам ещё не давал. Колдун Максим Синеус, как это и полагается всякому приличному деревенскому колдуну, жил на выселках и к его дому вела хорошо наезженная дорога. Поместный боярин первой статьи, на Земле М, в Светлой Руси, оказывается, имелось такое дворянское звание, равное европейскому барону, Никита Мещерский, начальствовал над двадцатью деревнями своего боярского удела, расположенного в Плавском уезде Тульской губернии. Это был высоченный, с меня ростом, мужчина сорока восьми лет, имевший богатырское телосложение и восьмерых детей - пять сыновей и три дочери. Мне этот вариант если чем и нравился, так только тем, что его младшего сына звали, как и меня, Матвеем. Зато мне совершенно не нравился этот толстый, за щеками ушей не видно, неповоротливый и до безобразия ленивый и капризный парень, который был весьма не глуп и даже знал французский и немецкий языки. Им обучил его отец. Вот он был мужик, что надо - умный, сильный, волевой.

Зато очень уж случай выдался подходящий. Похоже, что Мотя так достал отца своей ленью и бесконечными капризами, что тот решил сдать его в ученики своему помощнику по управлению уделом, главному боярскому колдуну. Если так, то это просто замечательно и я приказал вирджсёрферу засунуть голову в закрытую карету, чтобы подслушать о чём говорят отец и сын, что тот немедленно и сделал. А говорили они вот о чём. Боярин Никита Мещерский весёлым голосом успокаивал сына:

- Ничего, сынок, колдовское зелье не отрава. Оно немного сладкое и чуть-чуть кисловатое. Я в твои годы испил его и хотя записным колдуном мне так и не довелось стать, пришлось боярский удел из рук отца принять, когда того царь-батюшка к себе затребовал за заслуги, а всё ж таки в колдовской мудрости хорошо ведаю и весьма этим доволен.

- Да-а, батюшка, тебе хорошо об этом гуторить, ты вон какой сильный. - Тут же заныл Мотя-Рамотя - А меня чуть что, сразу карачун берёт за бока. Ежели не то что-либо съем, так всего и выворачивает. А вдруг меня от колдовского зелья так скорёжит, что я потом ни сесть, ни встать не смогу. Такое ить быват.

Похоже, что Мотя ныл уже не первый час, раз отец цыкнул:

- Цыть, шельмец! Хватит зудеть, ровно муха навозная. С меня ростом уже вымахал, орясина эдакая, а ленив даже похуже, чем твой дядя Антон, но тот хотя бы колдун знатный. К нему весь уезд в именье съезжается за зельями. Даже из самой Тулы дворяне, да, купцы не ленятся приезжать.

У Моти и на это был свой ответ:

- Да, тоже мне, колдун знатный. Ничего кроме помад и мазей для мамзелей наколдовать не может.

Никита Мещерский, похоже, уже начал потихоньку закипать, а я подумал: - «Ну и что? Подумаешь, толстый! Весь жир в мускулы, для меня будет всего три месяца работы, переплавить, зато если я покажу папаше, что у парня прорезался интерес к магии, то мне не составит особого труда уболтать его отправить меня в Кёнигсберг, хотя это и стоит немало денег». Подумав так, я приказал всем остальным разведчикам возвращаться в свои тела, а техникам быть готовым к тому, чтобы срочно погрузить меня в анабиоз, да, поглубже, чтобы я мог слиться с парнем полностью в считанные секунды. На других мирах это уже было отработано мною до полного автоматизма, но на Земле Магии я продела такой трюк всего трижды и все три раза очень успешно. Мой главный сопровождающий, Дон Вильямс, которому теперь было суждено стать моей тенью и связным, задал мне десятисекундный отсчёт и когда Мотя снова открыл было рот, я вселился в его тело и вместо очередной порции причитаний этот парень решительно и твёрдо сказал своему благородному родителю:

- Ладно, батюшка, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Как сложится, так и сложится. Мне ведь давно уже надоело быть рохлей и таким обломом. Плачу я иной раз от этого по ночам, но ничего поделать с собой не могу. Может быть с колдовским зельем войдёт в меня сила и тогда стану я точно таким же воином, как и мои старшие братья?

У Никиты Мещерского от таких слов сына аж челюсть отвисла, но он тут же подобрал её, кивнул и весло воскликнул:

- Правильно глаголешь, сынок! Вот это по-нашему, по Мещерскому! Мы, бояре Мещерские, всегда славились своим умом, силой и отвагой. Умом тебя небеса и духи предков не обидели, а вот силу духа и отвагу только сейчас решили в тебя вселить, перед самым важным испытанием. Не волнуйся, сынок, всё будет хорошо. Брат мой, Антоша, тоже боялся, когда к Синеусу ехал, а потом, когда колдовского зелья выпил, враз переменился. Ты не смотри, что он такой толстый и полежать любит. Рыхлость в теле это у него от Просковитиных, по материнской линии пошла, но твой дядя всё равно силён. На медведя с рогатиной ходит, хотя с виду и не скажешь. В колдовстве он тоже зело умел. Ну, так уж вышло, сынок, что лучше всего ему удаются мази и румяна для женщин и девушек. Зато какими красавицами они их делают. Ты может и не стухнешь в теле, но всё равно в силу войдёшь...