Леон де Винтер - Право на возвращение

Рахель чувствовала опасность? Она никогда не говорила об этом. Или она тоже сомневается в успехе их авантюры?

— Взрывающийся сейф? — спросил Брам. — Вряд ли это подходит для семьи, где есть дети. Стоит маме с папой отвернуться, они тут же полезут его открывать.

— Там просто такая система защиты. Просто громкий хлопок, — ответил Джон.

Они слишком долго простояли на солнце, лицо Джона покраснело, пот тек по щекам.

— Нам нечего складывать в сейф, — сказал Брам, — вот обзаведемся бриллиантами, тогда и поглядим. Попьешь чего-нибудь?

— С удовольствием.

Они двинулись к жилой части дома. Джон еле шевелился, наконец они вошли в тень.

— Какую крышу ты мне посоветуешь? — спросил Брам.

— Самую дорогую — черепичную. И медные водосточные трубы. С кондиционерами можно пока не спешить, хотя сам я просто балдею от прохладного ветерка. То же самое — с ванными. Приведи пока одну в порядок. Гости смогут временно пользоваться вашей ванной. С черепичной крышей и медными трубами можно спокойно прожить лет шестьдесят, а то и восемьдесят. А дранку положено менять раз в пятнадцать лет. Правда, поставить ее дешевле, но когда все это сложишь… Конечно, если ты думаешь продавать дом года через три — стараться не стоит.

Они вступили в тенистую прохладу гостиной.

— Мы собираемся поселиться здесь надолго, — тихо сказал Брам и добавил: — Малыш спит в соседней комнате.

В холодильнике стояла картонка с шестью баночками колы. Хендрикус снова гавкнул, негромко и глухо, словно из закрытого шкафа.

— Будешь колу?

— Замечательно.

Брам подал ему баночку и взял еще одну — себе. Ледяная кола вскипела пузырьками в горле. Джон, разинув рот, вливал в себя любимое пойло. Брам вытер губы тыльной стороной ладони и только тут заметил: дверь в спальню Бенни приоткрыта. Он точно помнил, что закрывал ее.

— Минутку, — сказал он, поворачиваясь, и увидел, что дверь, ведущая в нежилую часть дома, тоже приоткрыта. Брам ринулся в коридор и крикнул:

— Бенни!

Хендрикус снова залаял, но Бенни не отозвался. Пол в коридоре был вымощен старинными плитками, стершимися от соприкосновения с тысячами прошаркавших по ним подошв. Они собирались отлакировать их и сохранить в неприкосновенности. Справа шли окна, за ними видна была посыпанная гравием площадка, живая изгородь и два запаркованных автомобиля. Слева — несколько старых дверей, ведущих в разные части дома. Брам добежал до огромного двухэтажного зала с деревянным потолком. Изящная, расходящаяся в две стороны лестница вела отсюда на верхний этаж. Брам точно знал, что Бенни поднялся наверх. И знал, где его можно найти.

— Бенни! БЕН!

Он побежал вверх, прыгая через несколько ступенек, проскочил коридор и по черной лестнице взлетел на чердак. Здесь сразу видны были главные проблемы дома: щели в крыше, гнилые балки, проржавевшие водосточные трубы.

— БЕННИ! БЕННИ!

Хендрикус снова залаял, уже ближе. Брам мог даже сказать, что означает его лай: предупреждение. Пес пытался предупредить о чем-то и Бенни, и Брама.

— Не двигайся! — завопил Брам. — БЕННИ СТОЙ НА МЕСТЕ!

Он понесся в другой конец длинного коридора, где стены до того прогнили, что их можно было пробить кулаком. Полы — толстые широкие доски, нарезанные из мощных старых деревьев — местами были сильно повреждены, хотя по большей части сохранились в приличном состоянии. Где-то у огромной дыры в полу, провала в пять метров глубиной, мог стоять Бенни. Брам ничего еще не видел, но представлял себе именно это. Здесь, под крышей, жара была не меньше сорока градусов по Цельсию. А сколько выйдет по Фаренгейту — даже подумать страшно. Лай Хендрикуса стал слышнее.

— БЕННИ!

Коридор повернул, Брам преодолел последние пятнадцать метров и распахнул дверь в большую комнату, подняв облако пыли.

Под скрещенными стропилами просевшей от старости крыши спиною к нему стоял Бенни. Сквозь чердачное окно широким потоком лился солнечный свет, и в нем таинственно мерцали поднявшиеся в воздух пылинки. Малыш смотрел вниз, в провал, на краю которого стоял. Хендрикус беспомощно гавкал рядом с ним.

Брам схватил Бенни за руку прежде, чем тот успел обернуться. Он оттащил сына от дыры и крепко обнял. Потом, задыхаясь, опустился перед ним на колени и вгляделся в лицо, ища на нем виноватое выражение.

Ничего подобного: Бенни продолжал мечтательно смотреть в сторону дыры. Он мог свалиться с высоты в пять метров. Мог сломать себе шею.

— Бенни, Бенни, послушай меня.

Голос Брама дрожал, он не знал, какое из его чувств сейчас сильнее: злость или облегчение. Бенни выглядел сонным и заторможенным, словно не успел проснуться или наглотался наркотиков.

— Бенни, пожалуйста, — никогда-никогда больше так не делай, ладно? Слышишь? Никогда больше не приходи сюда. Ты можешь упасть туда, вниз. Это очень опасно. Сперва тут надо все починить и исправить. Тогда ты сможешь здесь играть. Слышишь?

Бенни кивнул, но Брам не был уверен, что сын понял его слова. Малыш был словно в полусне. Может быть, он спит на ходу? Может быть, Бенни — лунатик?

— Бенни — никогда, ты меня слышишь? Обещаешь?

На лице малыша появилось изумленное выражение, но он все еще молчал.

— Бенни? Ты помнишь, как оказался здесь?

Только теперь Бенни, наконец, очнулся. Он поглядел вокруг.

— Папочка, мы где?

Точно, лунатик. Надо будет сказать Рахель. Может быть, она знает, что с этим делать.

— Ты сам сюда пришел, Бенни. Ты что, забыл?

— Нет, — удивился Бенни.

Показать его врачам. Это или лунатизм, или «рассеянное внимание» — короткие периоды потери сознания, как при легкой форме эпилепсии.

Браму хотелось защитить его, он протянул вперед руки и сказал:

— Иди сюда, малыш.

Шагнув вперед, Бенни оказался меж его сильных рук, и Брам крепко прижал к себе хрупкое тельце малыша. Не о том ли предупреждали ночные кошмары, что сын может провалиться сквозь дыру в потолке? Не для того ли отец подарил им Хендрикуса, чтобы пес успел предупредить Брама? Все это беспочвенный магический бред. Брам проглотил готовые пролиться слезы, взял сына на руки и понес вниз. Пес вовремя поднял тревогу, и Брам решил ничего не говорить Рахель.

Рахель нравилось обедать около восьми вечера, а Брам считал, что Бенни не должен есть так поздно. Но сейчас она сидела в самолете и не могла помешать Браму поставить перед сыном полную тарелку спагетти в шесть пятнадцать. Брам был абсолютно не способен к готовке, этим занималась Рахель. Когда она подавала им сложные индийские блюда, приправленные травами, названий которых он так и не сумел запомнить, дом наполнялся азиатскими ароматами, незнакомыми этим старым стенам. А Брам перемешал спагетти с тефтельками в томатном соусе и шпинатом. На сладкое, конечно, мороженое. Узнай об этом Рахель, она бы его отругала: слишком мало витаминов, запретная говядина (Бенни был без ума от мяса). Вдобавок он сидел на полу у телевизора, поставив тарелку на низкий стеклянный столик, и обедал под аккомпанемент своей любимой программы: они купили спутниковую антенну и могли принимать две сотни каналов.