Эдвард Лернер - «Если», 2002 № 01

Кто-то кого-то надул — надул крупно, сверх того предела, который умные поди считают само собой разумеющимся. Похоже, Лорат знала об установленных им «жучках», знала, что он будет подслушивать. В таком случае, этим разговором она хотела сообщить ему что-то…

Интересно, почему уже после того, как договор был фактически заключен, Лорат захотелось подогреть его интерес к сделке подробным рассказом об обитающих в лесу существах? Ведь ей было известно, что он о них знает.

Ужасное подозрение зародилось в мозгу Джиптера.

Ему многое рассказали. Он стал своим. Но еще больше ему не сказали. В таком случае, о чем же он должен был догадаться сам, без подсказки со стороны Лорат?

Внезапно еще одно звено встало на свое место, и леденящий душу страх охватил все его существо.

Сообщение, которое послала ему Лорат, было не в том, что она сказала.

Ее сообщение заключалось в том, что она вообще прибегла к словам.

Видите, Генри, ваши устройства работают. Все дело в том, что я говорю вслух, только когда появляется такая необходимость.

Патрисия Амелия Лорат. Удивительно подвижная для своих лет женщина с ясными глазами, прячущимися в складках пергаментной старческой кожи. Машина, готовая на все, чтобы сохранить наследие своей мертвой госпожи…

Или свое собственное? Способна ли эта модель так точно имитировать живого человека, чтобы фактически превратиться в его продолжение?

Когда умерла Пат Лорат? В какой безымянной могиле истлело ее бренное тело? Должно быть, решил он, ее похоронили под деревом — в лесу, где цветы цветут над ее головой, где бродят с песнями дриады и с топотом носятся ватаги кентавров.

Это была та самая волшебная страна, о которой он, Генри Джиптер, мечтал и которую хотел сохранить, скрыть ото всех.

Когда же, когда Пат Лорат сбросила свое прежнее тело и переселилась в новое? И когда она начала предлагать этот вид воскресения другим?

Джиптер знал, что этот дар когда-нибудь понадобится и ему самому.

Знала и она. Надеялась, рассчитывала на него. Но и это он тоже понял. Понял — и трепетал при одной мысли о том, насколько теперь он зависит от нее.

О'кей, пусть… Теперь он — участник игры, в которой только что была разыграна первая взятка. Пора браться за дело всерьез. «Ну-ка, Генри, соберись, — приказал себе Джиптер. — Твои партнеры не дураки, а значит, надо постараться, чтобы они ничего не прочли по твоему лицу».

Джиптер понимал: игра будет неравной. Неравной, очень опасной, с минимальными шансами на выигрыш, потому что колода была подтасована заранее. Главной ставкой были жизнь, рассудок и — попутно — баснословное богатство. Но только такую игру он считал достойной себя.

Лорат могла продлевать жизнь. Или не продлевать. Одно это подразумевало почти безграничную власть. В веке грядущем лишь некоторые будут согласны покупать и платить, остальные начнут просто хапать, хватать, не особенно при этом церемонясь. Как бы там ни было, когда тайна Лорат станет достоянием гласности, мир уже никогда не будет прежним.

А рассудок? О, об этом стоило подумать! Джиптер не мог не заметить, как властно держалась Лорат и с беспрекословно подчинявшимися ей слугами, и со своими гостями, и с обитателями лесов, заставляя их служить своим прихотям и капризам.

Интересно, какое место она уготовила ему?

«Душка Генри, он — настоящее сокровище…»

О нет, только не это! Только не безмолвный, розовый ад! Только не вечность, навязанная ему ее кошмарной, извращенной волей.

Геликоптер слегка накренился. Земля внизу качнулась, и на мгновение Джиптеру показалось, что далеко внизу, на лесной прогалине он разглядел толпу человекоподобных существ, азартно гоняющихся за крошечным мячом. Их ноги были странно изогнуты и как будто кончались копытами. И еще они были темными, словно покрытыми густой бурой шерстью.

Джиптер подумал об изящных, декоративных рожках, венчающих их головы, и мрачно усмехнулся.

— Бросайте это дело, ребята. Говорят, у нашей команды нет ни шанса. Во всяком случае, в этом году.

Но когда-нибудь… Когда-нибудь, может быть…

Если только ему удастся перетасовать колоду по-своему.

Перевел с английского Владимир Гришечкин

Влажную песчаную почву сотрясали близкие и далекие взрывы, сливаясь с ревом самолетов, бороздивших почерневшее небо. Где-то вдалеке полыхали танки и каркасы автомобилей, маленькие, почти игрушечные фигурки бежали к морю, а небо осыпало их воющим потоком бомб и снарядов. Без устали, будто соревнуясь друг с другом, лупили пулеметы и автоматы. У Дюнкерка погибали последние английские солдаты. Тяжелый, удушливый запах пороха сжимал горло. Больше всего на свете мне хотелось, зажав ладонями уши, швырнуть свое тело в самый укромный уголок свежевырытого окопа. Я уже собрался было так и сделать, но пальцы Глассермана вцепились мне в плечо. Боль, вызванная этой железной хваткой, отрезвила меня, даже страху как будто поубавилось.

— Не паникуй, дружок! — голос его едва угадывался сквозь адский шум. — Давай за мной, вдоль траншеи!

Глассерман развернулся и, низко пригибаясь, побежал вперед. Я последовал за ним, то и дело спотыкаясь о каски, вещмешки, винтовки, спутанные провода полевой связи, разбитые ящики, шинели… Слава Богу, трупов не было. И на том спасибо. Широкая спина Глассермана покачивалась в нескольких шагах передо мной. Было что-то покойное в его массивной фигуре. Он уже не пригибался и вышагивал в полный рост. И как его до сих пор не приметила какая-нибудь шальная пуля?..

Траншея кончилась, и мы вышли на открытое место, припустив по жухлой траве меж дюн. За песчаными насыпями я чувствовал себя увереннее, здесь можно было передвигаться не пригибаясь. Но главное, что я больше не видел картин безумной сечи. Хотя, возможно, я просто уже привык к этому зрелищу.

Глассерман остановился так резко, что я едва не впечатался в его спину. Из-за пробитой снарядом походной кухни выскочил низкорослый плечистый центурион в начищенной бронзовой броне. Оперенный шлем был надвинут до бровей. Короткая туника оставляла открытыми ноги, защищенные наколенниками из тонких бронзовых пластин. Одну сандалию он где-то потерял, из пореза на пятке сочилась кровь.

Закрыв меня своей могучей спиной, Глассерман медленно попятился назад. Центурион, хищно оскалившись, вскинул короткий широкий меч. Оказывается, меч можно держать за лезвие, как кинжал…

Против этого профессионального убийцы у Глассермана не было ни единого шанса, и я решил было броситься наутек, но воздух разрезала длинная автоматная очередь. Центурион рванулся вперед, пошатнулся и упал на колени.

Из-за ближайшей дюны вышел молоденький офицерик в черном эсэсовском мундире. На плече небрежно болтался «шмайссер». Русые кудри офицера были на редкость буйными, так что черная фуражка с серебряным черепом сдвинулась на затылок. Водянисто-голубые глаза безразлично остановились на окровавленной спине центуриона. Брезгливо поморщившись, парень ударил римлянина начищенным до блеска сапогом. Центурион, не проронив ни звука, рухнул на землю, дернулся и затих — уже навсегда.