Эдвард Лернер - «Если», 2002 № 01

«Зацепила» повесть и собратьев по перу. Одним из первых оттолкнулся от темы «Трудно быть богом» Исай Давыдов, автор романа «Я вернусь через тысячу лет»: «У Стругацких главный герой, Румата, пошел в конце концов рубить эти дикие головы. Но он не имел права этого делать! Книга „Я вернусь через тысячу лет“ создавалась как протест против такого решения проблем». Позже, в 80-х, с подобным «протестом» выступит Александр Бушков («Кошка в светлой комнате»). А вот Ольга Ларионова на вопрос, можно ли рассматривать ее роман «Формула контакта» как спор с «Трудно быть богом», ответила: «Нет, нет. Просто родилась встречная мысль. Искусство породило искусство».

При чтении повести легко заметить: четкие, красочные картины событий в Арканаре очень кинематографичны, они так и просятся на киноэкран. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре после выхода повести Борис Стругацкий и Алексей Герман садятся писать сценарий о Румате. Сценарий был благополучно написан, режиссер готовился к съемкам, но реальная история внесла свои коррективы. После того, как советские танки в августе 1968 года вошли в Прагу, ни о какой экранизации «Трудно быть богом» не могло быть и речи: теоретические рассуждения Руматы о невозможности активного вмешательства землян в жизнь Арканара наполнились зримыми реальными событиями…

К этому времени братья Стругацкие уже написали (и кое-что смогли опубликовать) несколько других произведений, на фоне которых «Трудно быть богом» выглядели невинной шалостью, и критика переключилась на «разоблачение» новых провинностей писателей. Борис Натанович добродушно вспоминал: «Идеологические шавки еще иногда потявкивали на этот роман из своих подворотен, но тут подоспели у нас „Сказка о Тройке“, „Хищные вещи века“, „Улитка на склоне“ — и роман „Трудно быть богом“ на их фоне вдруг, неожиданно для авторов, сделался даже неким образцом для подражания. Стругацким уже выговаривали: что же вы, вот возьмите „Трудно быть богом“ — ведь можете же, если захотите, почему бы вам не работать и дальше в таком ключе?..»

Застой 70-х и сумятица начала 80-х внесли некоторое успокоение в восприятие повести. Она периодически переиздавалась, вызывала споры в среде фэнов, регулярно использовалась критиками в их литературоведческих построениях, служила основой для появления новых стихов и песен, но я бы не сказал, что в исследованиях тех времен возникало новое видение проблем и сюжета повести. «Трудно быть богом» рассматривали как связующее звено к проблематике Прогрессоров (неслучайно Тойво Глумов в «Волнах…» топчет арканарскую брусчатку, а у читателей распространилось мнение о том, что именно Румата был одним из первых Прогрессоров, хотя тема прогрессорства, как и сам этот термин, появились гораздо позже).

Тем не менее в мире Полудня Арканар по-прежнему оставался обособленным, хотя в некоторых вариантах авторской пьесы по мотивам повести вдруг появлялись неожиданные ниточки к другим произведениям (например, в первой редакции пьесы действие происходит на Гиганде, куда Максим (!) Литвинчев, будущий Румата, попадает примерно так же, как Максим Каммерер на Саракш).

Попытка «переосмысления» повести была предпринята в конце 80-х, когда отношения между Стругацкими и издательством «Молодая гвардия» перешли на уровень военного конфликта. В. Жарков в послесловии к сборнику Е. Хрунова, Л. Хачатурьянца «Здравствуй, Фобос!» писал: «Впрочем, и носители социальной идеи в бескрылой фантастике, взахлеб выдаваемые иными нуль-критиками за героев светлого будущего, увешанные средневековыми реалиями вроде мечей, ножей, арбалетов и действующие во имя этого будущего на планете туземцев (как это у Стругацких в „Трудно быть богом“), любят помечтать совершенно приземленно, например, в объятиях милой туземочки Киры, как это делает некий Румата. А когда дом, где носитель светлых идей называет туземочку своей маленькой, осаждают и мелодраматическая концовка вызывает усмешку у самых нетребовательных читателей поп-фантастики, Румата, этот разведчик и носитель идей, сокрушает дикарей и аборигенов, снося им головы так, что его сотоварищи, тоже носители светлых идей, потом говорят: „Видно было, где он шел“. После таких носителей света, говоря языком вполне земного фольклора, там, где они прошли, делать нечего: все мертвы».

В тенденциозном сборнике «В мире фантастики» самозваный «Совет фантастов» интересовался: «Хотелось бы услышать мнение читателей и критиков… о „коммунистической“ повести „Трудно быть богом“, в которой нет ни одной новой идеи, зато есть воспевание массовых убийств и кровной мести».

Я воздержусь от комментирования сего пасквиля, но отмечу один интересный момент: здесь, как бы само собой разумеющееся, утверждается, что в повести «нет ни одной новой идеи». Это утверждение констатирует тот факт, что за двадцать лет идеи вмешательства/невмешательства в ход истории, в начале 60-х бывшие для советской фантастики оригинальными и новыми (что называется, патентной чистоты), действительно органично вошли в комплекс идей, формирующих мировоззрение современного человека. И это вызывает совершенно новый подход к прочтению повести.

В это же время немецкий продюсер и режиссер Питер Фляйшман предпринимает попытку экранизировать «Трудно быть богом». Забавно, что Алексей Герман попробовал принять в этом участие, и Фляйшман формально согласился. Но Герман настаивал на том, чтобы в основу постановки был положен другой сценарий, а не тот, который уже подготовлен без участия самих Стругацких, и сотрудничество не состоялось. Результатом стал красочный, по-западному сколоченный боевик, изрядно потерявший и философскую глубину повести, и трагичность положения Руматы…

Толчком к появлению новых произведений, использующих реалии «Трудно быть богом», стал проект Андрея Черткова «Время учеников», В самом трехтомнике «учеников» лишь один текст напрямую примыкает к повести, рассказ Елены Первушиной «Черная месса Арканара», о встрече землян с гипотетическими Странниками. Тем не менее регулярно появляются все новые и новые книги, так или иначе завязанные на сюжете «Трудно быть богом». Иногда это откровенная попытка все перевернуть с ног на голову, как в повести Вадима Кирпичева «Трудно быть Рэбой». Иногда, как в романе Мэдилайн Симоне (Елены Хаецкой) «Меч и радуга», — использование набора персонажей. Иногда заимствование фабулы, как в повести «Меченая молнией» Натальи Гайдамаки. Иногда — спор с отдельными положениями, как в романе Александра Громова «Властелин пустоты». Владимир Свержин и вовсе решил разрабатывать сериал «Институт экспериментальной истории».

И вот здесь имеет смысл вернуться к современным подходам прочтения повести Стругацких. Как-то так получилось, что многие читатели, познакомившиеся с «Трудно быть богом» только теперь и зачастую уже после того, как прочли другие книги, связанные с повестью идейно, воспринимают сюжет и смысл произведения упрощенно. Набор претензий к «Трудно быть богом» широк — стоило ли воспевать интеллигенцию, «гнилую и продажную прослойку общества»? Почему Румата ведет себя так неумело и неуверенно? Почему он не организовал настоящий сбор разведданных, этот никудышный резидент, совершенно не похожий на реальных мастеров? Наконец, что это вообще за рафинированный подход к проблеме «вмешиваться или не вмешиваться»? Ведь ежу ясно, что вмешиваться! И еще как вмешиваться! Так, чтоб перья полетели!