Александр Розов - День Астарты

— Что не так? — спросила она.

— Объем и настрой, — ответил Микеле, — Давай-ка я сяду за руль, ты сядешь сзади, мы отгоним технику в ангар, а потом пойдем в сауну и спокойно обо всем поговорим.

— Ладно, давай, — согласилась она.

Маленькая, традиционно-простая сауна, встроенная в «Центральную Усадьбу», была исключительно удобным местом для откровенных разговоров. Тут, благодаря массе поводов, чтобы отвлечься (увеличить или уменьшить нагрев, или плеснуть воды на раскаленную электроплиту из искусственного камня) разговоры шли без чрезмерного напряжения, без надрыва, в общем — в режиме, щадящем нервы участников.

— А давай, ты расскажешь, что случилось? — предложил Микеле, когда Чубби, быстро покрутившись под душем, вошла в уже разогретую бамбуковую комнатку сауны.

— А что еще можно рассказать? — спросила она, усаживаясь на скамейку рядом с ним.

— Наверное, что-то можно, поскольку что-то же приводит тебя в состояние боевого бешенства, известного нам из легенд о воинах-берсерках с родины твоих предков.

— О! — Чубби хлопнула его ладонью по пузу, — Есть история о реальных берсерках!

— Я, разумеется, с удовольствием ее послушаю, — ответил Микеле, — Завтра утром, мы пройдем с тобой на проа до коралловой отмели за восточным берегом, забросим там донки, сядем на поплавке с сигаретой и кофе, и ты мне ее расскажешь. Но это завтра утром, если ты не возражаешь. А сейчас мы попробуем выяснить, что случилось.

Экс-майор военной разведки грустно улыбнулась и развела руками.

— Милый, зачем что-то выяснять? Все и так понятно. Меня с позором вышвырнули с любимой работы. Перед этим, я декаду посидела в клетке, откуда в эпоху Конвента выходили только на дайвинг в пластиковом мешке со щебенкой для веса. Для меня голосовали расстрел, но голосов не хватило. Мне очень доходчиво объяснили, что я социально-опасна, и интернировали меня на полтора года в 20-мильном радиусе. Я мотивированно расстраиваюсь, или все это должно было меня развеселить?

— Завтра… — ответил Микеле, — … Там, на отмели, мы с тобой поймаем самого тупого лангуста, оторвем ему голову, и вместе трахнем ему мозги. Как тебе эта идея?

— От тебя трудно что-либо скрыть, — вздохнула она, — Дело, конечно, не только в этом, хотя, и это не подарок. Главное, мне обидно и стыдно, что я вела себя, как последняя засранка в отношении тебя и наших девчонок. Из-за меня ты поехал на эту гребаную войну… Мне страшно подумать, что могло бы… В общем, не хочу об этом.

Микеле протянул руку и почесал ей чуть ниже лопаток. Чубби изящно выгнула спину дугой, как потягивающаяся кошка, и громко мурлыкнула от удовольствия.

— Это все давно прошло, — сказал он, — Мы закрыли эту тему, когда я приезжал к тебе в каталажку, и ты поила меня какао из раритетного котелка, и мы вспоминали основы камасутры, а болваны-преторианцы на вышках страдали от черной зависти. Если ты помнишь, мы пришли к выводу, что эти эпизоды завершились для нас в явный плюс. Иначе говоря, нам здорово повезло. Правда, 25-го мы порядком понервничали, из-за голосования ВМГС, но ты и раньше влезала в рискованные игры, нам не привыкать.

— Я больше не буду, честное-честное слово! — сказала она тоном маленькой девочки, которую мама застукала за сомнительными экспериментами с горючим и спичками.

Микеле снова почесал ей спину, на этот раз вдоль позвоночника.

— Это не порицание, а предисловие, — пояснил он, — Я очень хорошо знаю, как ты себя ведешь, выскочив из капкана. Если бы ты налакалась шнапса, или если бы ты вдруг потащила нас всех на какой-нибудь гала-концерт на Самоа или на Фиджи, то я бы ни капли не удивился. Но тут другое. А значит…

— А значит? — вопросительно повторила за ним Чубби.

— … А значит, ты еще не совсем выскочила из капкана, — договорил он, — и я почему-то надеюсь, что я тот человек, который может тебе помочь. А ты, почему-то, пытаешься избежать моей помощи. Возможно, ты просто не хочешь впутать меня в рискованную ситуацию, но опыт показывает, что если запахнет жареным, то я все равно впутаюсь.

Чубби взвесила в руке ковшик, черпнула воды из бака, и плеснула на плиту. Раздалось громкое шипение, и комнатка наполнилась полупрозрачной завесой горячего пара.

— Микки, — задумчиво произнесла она, — Большой пушистый Микки, который хочет все знать. Самый любимый, самый чудесный, самый уютный Микки, который, из-за моих служебных дел, все время влипает в истории…

— У тебя теперь нет служебных дел, — заметил он, — А если кто-то в правительстве или в военных структурах думает иначе, то я добьюсь, чтобы суд закатал его на каторгу еще дальше, чем Журо и Андерса. На какой-нибудь плавучий трэшер в самой жопе нашего океана. И не на полтора года, а на десять. Я слышал: из спецслужб не уходят, но это не про тебя. Я говорю вполне серьезно, и про суд, и про трэшер. За мной не заржавеет.

— Микки, это другое, клянусь Фреей!

— Что — другое?

— Вообще, другое, — ответила она, — Настолько другое, что даже ты, со своей огромной умной головой, вряд ли сможешь это вообразить. Я вот не могу, и не знаю, кто может.

— Это уже переходит все границы! — возмутился Микеле, — Я не знаю, кто и что может вообразить, зато я знаю, что у любой такой херни есть конкретный автор. Он должен сидеть со своими великими идеями на трэшере, в куче говна! И он будет там сидеть!

— Дался тебе этот трэшер… Микки, пожалуйста, не лезь в это!

— Я уже в это влез! Я в этом по уши! Даже наши девчонки в этом по уши! И даже их бойфренды! И все крутится вокруг одного вопроса: что произойдет с Тлалоком при взрыве пакета L-bomb до ста гигатонн в тротиловом эквиваленте? Это тот вопрос, от которого Мелло Соарош элегантно ушел на суде, когда речь зашла об астероидном оружии. Я по его глазам видел: он знает настоящий ответ. И ты, любимая, тоже его знаешь. Твой телескоп отслеживал что-то на Тлалоке, а я, по твоей просьбе, летал в Аотеароа, на Рауль, и делал конспект доклада Роквелла о модели астероидной зимы. Отправлять эксперта INDEMI было нельзя. Секретность. Лаполо не понял бы в этом докладе ни строчки, поэтому он изображал художника-футуриста в парке, а я за него работал. Это называется: «юзать в темную». А теперь, ты говоришь: не лезь.

— Уф! — выдохнула Чубби, — Ты что-то путаешь. Та конференция прошла в середине февраля, когда Жерар Лаполо еще был вне игры.

Микеле улыбнулся и слегка похлопал ее по попе.

— Нет, любовь моя, это ты что-то путаешь. Или, что скорее всего, тебе просто забыли сообщить. Это обычный стиль для спецслужбы, верно?

— Не в этом случае, — возразила она, — Я видела реестр допуска, и Лаполо там не было.

— Вот как? А персонаж по имени Дако Парадино там был?

— Тоже не было. А кто это?

— Это артистический псевдоним Лаполо в Аотеароа — Новой Зеландии. А тебе достался урезанный экземпляр реестра. Полный реестр, как выражаются на безобразном сленге спецслужб, это «информация не твоего уровня». Такие дела. Интересно, что еще тебе забыли сообщить твои бывшие коллеги? И какая доля вранья в том, что они не забыли тебе сообщить? Может быть, все вообще обстоит иначе, чем тебе кажется?