Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

— А что потом? Что потом?

— Потом началось самое ужасное. Такие тихие, мирные люди стали громко разговаривать друг с другом на своем языке. Я только могу предполагать, что они говорили. Потом она, жена жильца, побежала на пристань и уплыла на первом же катере, а он… спустя какое-то время со злосчастным чемоданом немца в руке тоже отправился, надо думать, в Женеву. Об остальном можно только гадать…

— Это, верьте, только начало! — заключила мадам Менье. — Драма и несчастья — впереди! Верьте мне!..

Владимир Ильич, обдумывая очередную свою статью, прогуливался между пристанью и домиком фрау Штальберг, вспоминая, как провожал здесь Инессу Арманд, навестившую их с Надеждой Константиновной.

В свое время Инесса Арманд, интересуясь большевиками, любила беседовать с Владимиром Ильичем о революционных идеях. За границу она уехала, оставив детей в Москве, в обычную для себя поездку, но вернуться из-за начавшейся войны не смогла.

Узнав в Париже, что Ульяновы находятся близ Женевы, она тотчас отправилась туда, прогостив у них два дня, вспоминая свои былые революционные увлечения.

Владимир Ильич употребил все свое влияние, чтобы вновь пробудить у этой обеспеченной, если не сказать богатой, женщины интерес к революционной деятельности. Она оставила ему надежду на свое возвращение к революционерам, увозя для газеты его статью.

Навстречу Владимиру Ильичу шла Надежда Константиновна.

— Володя, — начала она, — к нам явился какой-то элегантно одетый немец с чемоданом, спрашивал господина Ильина, потом Тулина, Карпова и, наконец, Ульянова. Мне подозрительно, что он знает все твои псевдонимы. Как бы это не было провокацией. Будь осторожен с этим адвокатом, как он отрекомендовался, причем графом фон Шпрингбахом.

— Ничего, мы посмотрим на этот «прыгающий ручей». Не беспокойся, Надюша.

Владимир Ильич прошел в столовую, где его ожидал еще молодой, лет под тридцать, немец.

Тот вскочил, вежливо раскланиваясь.

— Как адвокат, имеющий умение говорить по-русски, я имею к вам поручение весьма влиятельного клиента, господин Ильин, если не ошибаюсь.

— Почти не ошибаетесь, хотя осведомлены, как я уже слышал, и о других моих псевдонимах.

— Это весьма похвально так конспирироваться, я имею восхищение вами. Хочу совершенствовать свой русский язык, читая ваши полезные газеты.

— Так какое же у вас ко мне поручение и от кого, если не секрет?

— О нет! Совсем не есть секрет. Правда, я не буду называть его имени или псевдонима, каковой мой поручитель не имеет. Но это есть виднейший пацифист, представляющий солидную группу согласных с ним обеспеченных людей. Они все страдают от гибели солдат в грязи окопов на фронте.

— И чего же хочет ваш пацифист от меня?

— Прежде всего общих с ним усилий на прекращение ужасной войны.

— Вот как?

— Мы, немцы, не бросаем слова на пустоту. И у меня есть поручение клиента передать для вас пятьдесят миллионов марок и помогать тем разворачиванию вашей революционной печати, требующей весьма солидных средств. Не есть так?

— Допустим, — сдержанно ответил Владимир Ильич.

— Я не буду просить вас писать мне расписку, просто примите этот чемодан, где есть упомянутые деньги, и тратить их, чтобы спасать от смерти миллионы людей.

— Я не могу принять ваши деньги даже на таких условиях.

— Если есть необходимость иметь санкцию ваших единомышленников, то не откажите в любезности оставить чемодан у себя на хранение. Мне есть тяжело и опасность отвезти его обратно.

Владимир Ильич потер свою лысину и после короткого раздумья произнес:

— Хорошо, гepp фон Шпрингбах, так, если не ошибаюсь?

— Совершенно есть так! — подтвердил адвокат.

— Я благодарю вас за доверие и отказ от получения квитанции с моей стороны.

— Мой Бог! Как можно помнить квитанцию при таком деле! У вас, конечно, есть понимание опасности моей миссии, тем более что моя страна ведет с вашей тяжкую и нам, и вам воину.

— Это-то я понимаю.

— Я обладаю уверенностью в вашей порядочности, гepp Ильин, и неупоминании моего имени в связи с остающимися У вас миллионами марок.

— Будьте покойны. Послу Германии в этой стране ничего не будет известно, тем более что у меня нет с ним никакого общения.

— Это я уже выяснил, герр Ильин. И прошу извинить меня за желание раскланяться. Сочту долгом передать мое уважение вашей гостеприимной супруге.

Надежда Константиновна стояла на пороге, прощаясь с гостем.

— А чемодан? — воскликнула она. — Вы забыли свои вещи.

— Не беспокойся, Наденька, он останется у нас на хранение по просьбе господина фон Шпрингбаха.

Немец раскланялся и, надев дорогую шляпу, бодро зашагал по направлению к пристани.

— Адвокат, а выправка у него, как у заправского военного, чином не менее капитана.

— Я тоже обратила на это внимание. А что нужно этому переодетому германскому офицеру?

— В первую очередь повышение по службе в связи с деликатным заданием помочь нам продолжить свою революционную деятельность, развернув агитацию в печати за прекращение войны.

— Что за странная помощь немецкого офицера?

— Который на развертывание такой кампании передал нам пятьдесят миллионов марок, чувствуя за своей спиной генералов, а то и кого повыше.

— И ты принял деньги от врага?

— Чьего врага?

— России, разумеется, с которой воюет Германия, убивая наших русских.

— А русские убивают немцев во имя выгоды капиталистов.

— Людей гонят на смерть послушные воли капитала власти.

— Воюют не народы, а их правители! И долг революционера положить конец этому преступлению цивилизации, как называл войну Виктор Гюго.

— Я не понимаю тебя, Володя. Неужели в тебе не осталось никакого патриотизма, оттого что ты эмигрировал из России?

— Чувство патриотизма чуждо интернационализму. Единственная борьба, которую мы признаем, — это борьба соединившихся пролетариев против своих угнетателей.

— Я простая русская женщина, я шла за тобой и в тюрьму, и в ссылку, за границу, наконец, но я осталась русской. Тебе нужны деньги, чтобы твои статьи увидели свет? Инесса обещала кое в чем помочь. Она при деньгах. Управляющий поместья твоего деда Брандта прислал нам очередную сумму. Мы урежем себя во всем, но поможем нашей партийной печати. Как же можно брать эти грязные деньги у врага, расчитывающего ослабить нашу армию и ворваться на русские просторы?

— Грошовый расчет, оправдывающий топтание на месте. Ни Инесса, ни управляющий дедовым поместьем не решат наших денежных затруднений, а тут нам сваливается с неба пятьдесят миллионов марок. Нужно потерять всякую революционную совесть, чтобы пройти мимо возможности использовать эту сумму для партийных целей.