Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

— А вам лично приказываю немедленно переправиться на таманский берег и найти свою группу. Командовать переправой буду я.

На следующий катер Званцев шагнул последним обменявшись с Хреновым прощальным взглядом.

Званцева сразу же прижали к низенькому борту теснившиеся на палубе солдаты.

Катер отчалил. Берег уплывал назад. В небе снова появились самолеты и стали один за другим пикировать на крохотное суденышко, но их бомбы вздымали фонтаны воды поодаль.

Однако одна из них упала так близко от катера, что стоящие на палубе люди шарахнулись от ближнего к взрыву борта, и Званцев с ужасом почувствовал, что его сталкивают в воду.

На него словно надвинулась стена, и он полетел вниз.

Сквозь сразу намокшую шинель он почувствовал ледяной холод, постарался сбросить ее и не потерять при этом перекинутую через плечо на ремне планшетку.

Потом пришлось плыть в полном обмундировании

Был он неплохим пловцом, участвовал когда-то в соревнованиях и, несмотря на промокшее обмундирование и ставшие пудовыми сапоги, все-таки выбрался на берег, сразу упав на камни, дрожа от холода.

Но не хотел он походить на девушку, которую спас когда-то, брошенную на середине реки перепуганными кавалерами. На пляже она упала без чувств, так и не поблагодарив его. И он не позволил себе расслабиться, занялся волевой гимнастикой, воображая, что поднимает тяжелые грузы, взбирается по отвесным скалам…

На счастье, солнце в этот апрельский день грело по-южному.

Званцев разделся и разложил обмундирование, чтобы обсохло, и с особой заботой — содержимое планшетки, помня, что без бумажки ты не человек.

В таком виде его и нашел Печников, преданно поджидавший своего комбата на таманском берегу.

— Вот так, — сказал ему Званцев. — Здесь где-то описанные Лермонтовым контрабандисты, вернее, одна их девушка, Печорина хотела утопить…

— А та девушка… — начал Печников и сразу закончил: — А капитана того только и видели. Никто не остановил. Никто.

— Да, друг, война людей в зверей превращает, или того хуже, — говорил Званцев, подбирая высохшие документы.

Они помогли и ему, и всем членам его группы добраться до Краснодара, где генерал-полковник Хренов взял его с собой в самолет.

Летели в Москву кружным путем, обходя линию фронта, над тихими, мирными еще предместьями Сталинграда.

Прощаясь в Москве, Хренов, вручая ему именной маузер в Деревянной кобуре, сказал:

— А в танкетки я ваши поверил, военинженер. Запрошу их из вашего института на Волховский фронт, куда получил назначение.

С этим пожеланием обретенного друга и вернулся Званцев в свой институт.

Иосифьян заперся с ним в своем кабинете.

— Ну, Саша, прошел ты через огонь и воду, но медные трубы тебя еще ждут. Работать теперь стало не пара пустяк, как тогда, когда мы по-партизански вернулись из Коврова в Москву в черный день 16 октября 41-го года и создавали институт на захваченной территории у Красных ворот. И каких людей мы с тобой пособирали в опустевшей Москве! Дюжину профессоров, докторов наук заслуженных деятелей. Ручаюсь, половина академиками станет! Сам Иоффе у тебя в долгу, пообещав «Ниагару в спичечной коробке» для выстрела из нашей электропушки. Жаль, не вышло! Теория тонкослойной изоляции подкачана!

— Зато он всю свою ленинградскую лабораторию термоэлементов нам передал.

— Пономаренко, твой прежний помощник, теперь начальник штаба партизанского движения, от нас немало получил новинок для партизан. И самая что ни на есть эффектная — чайники, которые, помимо кипятка, дают электрический ток на партизанском костре для зарядки аккумуляторов их радиостанций.

— А наши радиостанции А-7? В Крыму их ох как не хватало. Не перехватывали бы немцы нашей радиосвязи.

— Да, частотная модуляция пока никому не знакома, — подтвердил профессор. — А все-таки, Саша, первенец наш — это твоя танкетка. Она — всему начало! Без нее не было бы нам веры.

— А чего это ты воспоминаниям предался, Андроник?

— А к тому, Саша, что в пору общей паники нас только через месяц заметили, когда мы уже обосновались. Помнишь приказ наркома электропромышленности?

— А как же! Преобразовали в научно-исследовательский институт, но только не имени Жюля Верна, как мы его называли, а с номером эвакуированного завода — 627.

— Тогда командующий Московским военным округом тебе право дал подбирать нужных специалистов из армии, а теперь…

— Что теперь?

— Фронт отодвинулся, и чиновники голову подняли. Под контроль всех, и нас с тобой берут. И парторганизация согласования любых действий требует. И создание института на голом месте, когда, по словам того же командующего округом, между Москвой и передовыми гитлеровскими частями наших, кроме посланных туда им курсантов какой-то военной академии, никого не было, теперь уже за подвиг не считают. Обыденность будет торжествовать. А это, друг мой, не пара пустяк!

— И что же?

— А то, что тебе хорошо, а мне-то на закрытых партсобраниях за тебя отдуваться придется.

Вскоре, приступив к работе, Званцев убедился в правоте слов Иосифьяна. Если прежние его приказания выполнялись мгновенно и безоговорочно, то теперь требовали согласования и обсуждались на парткоме.

А однажды его вежливо пригласили зайти в районный отдел госбезопасности.

Он был неподалеку от института, и Званцев пешком направился по указанному адресу, полагая, что интересуются крымскими подробностями.

На первом этаже никого не было. Казалось, здание полностью опустело — все ушли на фронт.

Званцев нашел дверь с нужной фамилией на табличке. На стук никто не ответил, а кабинет оказался пустым.

Званцев решил ждать. Огляделся: канцелярские столы, запитые чернилами, придвинуты друг к другу. Он достал из-под одного из них стул и сел.

— Встать! — услышал он грубый окрик.

Поднявшись, он увидел молодого щегольски одетого капитана, который, не глядя на него, сел по другую сторону стола, вынул лист бумаги из ящика, чернильные принадлежности и произнес:

— Садитесь и на время допроса сдайте оружие.

Званцев, вернувшись с фронта, носил громоздкий маузер в деревянной кобуре, на которой было выжжено его имя и слова «Крымский фронт».

— Оно именное, товарищ капитан, — сказал Званцев, кладя кобуру на стол и вспоминая, как генерал Хренов уже в Москве передал ему это оружие со словами: «В благодарность за службу!»

— Не товарищ капитан, а гражданин следователь. Таков порядок, — поправил капитан, отодвигая кобуру подальше от Званцева. — Приступим к допросу. Предупреждаю: никаких разъяснений и комментариев. Будете отвечать четко: «подтверждаю» или «не подтверждаю». В отличие от распространяемых нашими врагами легенд, я не потребую от вас кого-либо обличать пли приписывать себе действий, которые вы не совершали.