Андрей Островский - Исход

«В небе зависают черные вертолеты, и некоторые думают, что они предназначены лишь для обнаружения запрещенных сельскохозяйственных посевов, тогда как другие считают их первой волной вторжения инопланетян. Мне кажется, потоки информации уже сейчас перегружают наши контуры и нам придется мутировать, чтобы выжить. Эта нейрологическая мутация уже началась, причем в большинстве своем принимая странные и часто абсурдные формы, но вряд ли в наших силах остановить этот процесс на данном этапе. Как я пытался доказать в своих нехудожественных книгах и драматически подчеркнуть в художественных, то, что мы воспринимаем, зависит от того, что мы считаем возможным. Если изменяются наши представления о возможном, изменяется и наше восприятие. Некоторые наши новые восприятия не выдержат эволюционного тестирования; другие же будут господствовать в человеческом мире в следующем столетии. То, что некоторые называют моим „кощунственным оптимизмом“, просто основывается на моем фундаментальном агностицизме. Мы еще не знаем, к чему приведет эта всемирная трансформация, поэтому, мне кажется, глупо и недостойно человека кричать на каждом углу о мрачных альтернативах и решительно игнорировать утопические возможности, которые сегодня кажутся в равной степени вероятными (а, как показывают уроки прошлой эволюции, даже чуть более вероятными). Я считаю, что поздновато по-прежнему цепляться за христианский или постхристианский мазохизм. Давайте наберемся смелости мыслить в менее невротических категориях. Звезды ныне сияют так, словно ждут нас».

Роберт Антон Уилсон

В какой-то момент туман начал рассеиваться, обнажая детали окружающего пространства. Винер сосредоточенно наблюдал за собственными манипуляциями с чистыми, но пожелтевшими листами бумаги. Он не мог понять, откуда возникло ощущение необычности сегодняшнего дня. Судя по всему, день только наступил, и сказать что-то вразумительное по его поводу, дать какую-то оценку было крайне проблематично. Но Винера не оставляло предчувствие. Он перевел взгляд на чернильницу, расположившуюся неподалеку на письменном столе. Рядом с ней покоились перья в количестве двух штук. Тишина как будто затягивала на шее петлю ожидания.

«Наверное, хватило бы и одного». Впрочем, это не имело сколь либо принципиального значения, и он довольно скоро оставил рассуждения на сей счет бережливости, которая, видимо, не являлась его характерной чертой. Отложив бумагу, Винер извлек на свет божий сигарету и, подкурив от спички, сделал две сильные затяжки. Наблюдая за тем, как субстанция, остающаяся после сгорания, наполняла пепельницу, он попытался вспомнить вчерашний день. Толком ничего не получалось, и Винер решил оставить это занятие. «Пустое», — пронеслось у него в голове.

Винер закрыл глаза, предоставив свободу ощущений вкусовым рецепторам. В процессе размеренной циркуляции дыма казалось, что все мало-мальски существенные мысли рождались и умирали по ту сторону огромной, практически непреодолимой стены. Желание совокупиться с этими мыслями странным образом перемежалось с полным безразличием к возникшей преграде. «Как же тихо». Тишина прессовочным механизмом штамповала в сознании причудливые формы. Открыв глаза, Винер первым делом обратил внимание на туман, который оставил в покое проем окна и рассредоточился по обе стороны от него. Достаточно равномерно для возникновения сходства с тоннелем. «Чем гуще, тем тише».

Угол обзора окна с позиции Винера не позволял определить времени года. Впрочем, это и не требовалось. «Разницы никакой». Чувство, что ждать осталось недолго, возникло в момент, когда сигарета исчерпала себя. Вопрос, чего же он ждал, Винер так и не задал. Вместо этого он взял одно из перьев и четким движением — как если бы он проделывал это сотни раз — извлек чернила.

«Доброе утро, Винер».

— Взаимно. Сегодня оно не только доброе, но и, похоже, что очень раннее.

«Подскажите, мы всегда встречались так рано?»

— Всякий раз мы встречались в разное время. Вы всегда были вовремя. И всегда знали только время суток и мое имя.

«Забавно. Инициатором бесед, как я понимаю, были вы».

— Верно. Я в некотором роде эгоист.

«В каком именно?».

— В среднем. Я питаю к эго значительное уважение. В противном случае я общался бы не с «вами», а с «тобой».

«Занятно. В таком случае, несмотря на то, что мы уже знакомы, предлагаю не переходить на „ты“. Конечно, если вам это не покажется излишней манерностью».

— Принято. Смею заметить, вы сегодня очень деликатны.

«Боюсь, в этом нет моей заслуги».

— Скорее всего. И это, видимо, вполне нормально, учитывая то, что я ваш создатель.

«Ох, это еще большой вопрос, Винер. Настолько большой, что его еще никто не решил. Для всех и каждого. Поэтому, каждый решает для себя».

— Мое решение вам уже известно. Более того, могу вам сказать, что любые решения относительно первичности я считаю равновозможными. Дело вкуса в конечном итоге. Материя и дух, знаете ли. Не все ли равно, если проверить не представляется возможным? А раз так, то нельзя сказать, какая из позиций больше соответствует действительности. Да и если честно, то само понятие действительности, а точнее то, что за этим понятием стоит, будит во мне целый комплекс противоречий и внушительный массив дискомфорта. Что это вообще такое — «действительность»? Объективная реальность или выдумка какого-то чудака, хоть бы и меня? Нет правильного ответа. Дело вкуса.

«Здесь может помочь подход с практической точки зрения. Есть просто полностью тупиковые позиции. Вы можете, к примеру, решить, что действительность (реальность, окружающий мир — как хотите, словом) есть продукт исключительно вашего сознания, то есть мыслить как солипсист. Скорее всего, вы постепенно придете к мысли, что можно делать, что угодно и поступать, как угодно. Опять-таки, скорее всего, вы придете к бездействию в какой-то момент. Но это невозможно. Деятельность — способ существования. Не действуете — не существуете. Но вы ведь существуете, не так ли?».

— Существую.

«Об этом и речь. Поэтому, если хотите существовать, придется принять существование и другой материи и нематериальных форм, помимо вас».

— Рассуждая в данном ключе, мы постепенно придем к, так сказать, общепринятому, кричащему со всех научных и околонаучных углов, обожаемому большинством интеллектуалов, фетишу — современной материалистической трактовке, не так ли?