Павел Амнуэль - Клоны

– Как я могу это помнить? – удивленно сказала Лайма. «Удивленно, но не испуганно», – отметил про себя Леонид. Теперь, пожалуй, он мог сказать…

– Потому, – объяснил он, – что все мы… не только ты… я тоже… и каждый… мы помним себя не только в нашей Вселенной, но в каждой вселенной-клоне. Все такие вселенные составляют единую квантовую систему, это называется перепутыванием волновых функций.

– Не понимаю.

– Неважно. Обычно каждый человек помнит только свою жизнь здесь, в этом мире, который кажется единственным. Иногда вспоминаешь еще что-то, обрывки какие-то… Будто уже бывал где-то… Дежа вю. Воспоминания прорываются из-за… не знаю… возможно, квантовые процессы играют гораздо большую роль, чем мы думаем. Некоторые люди вспоминают себя совсем другими. Вспоминают события, никогда с ними не происходившие. Язык, на котором никогда не говорили.

– Русский, – вставила Лайма. – Я говорила по-русски.

– Почему? – решился спросить Леонид. – Это твой родной язык… там?

– Там… – повторила Лайма. – Нет, – сказала она, вспоминая, – не родной. А ты не помнишь, что… Да, – прервала она себя, – конечно, не помнишь. Я выучила русский, когда мы с тобой…

Она запнулась.

– Когда мы полюбили друг друга, – закончил Леонид. – Расскажи, как это было. Пока не ушло из памяти.

– Ты думаешь…

– Я ничего не знаю, – мрачно сказал Леонид. – Откуда мне знать? Еще вчера я даже не знал, существуют ли на самом деле вселенные-клоны с квантовым перепутыванием. Была у меня такая гипотеза. Я тебе вчера рассказывал.

– А я ничего не поняла, – улыбнулась Лайма. – Я гуманитарий, а тут такие сложности… Прости, – она коснулась пальцами его щеки, поймав огорченный взгляд, – мне было не до того. Я схожу с ума?

– Лайма, – Леонид привлек девушку к себе, – родная моя, любимая… Твоя память… наша… во всех вселенных, она не в этом твоем мозге… как тебе объяснить… Поверь, ты не можешь сойти с ума, разве что…

Ему стало страшно.

– Говори, – потребовала Лайма.

– Разве что, – тихо произнес Леонид, – ты одновременно вызовешь в памяти множество вселенных-клонов. Нет, не думаю, что это возможно. Нет, – сказал он с уверенностью, которой не испытывал, – этого не может произойти.

– Почему? – требовательно спросила Лайма.

Леонид не знал.

– Я уверен, – сказал он, но уверенности в голосе не было, и Лайма это поняла, отвернулась, смотрела в окно на поднимавшиеся из-за восточного горизонта облака.

– В твоей теории, – сказала она отчужденно, – об этом нет ни слова.

– Нет, – признал Леонид. – И ни в какой теории об этом не будет ни слова. То, что происходит, слишком сложно для любой теории. Я смог описать только принцип возникновения вселенных-клонов в грозди миров в процессе Большой хаотической инфляции. Это сложно, и я не добрался до окончательных решений.

– Значит, – пробормотала Лайма, – я могу вспомнить еще… Послушай, – прервала она себя. – Не получается. Не сходится, Лео.

– Да, – согласился Леонид. Он уже понял то, что сейчас стало понятно и Лайме.

– Я помню, как прощалась с Томом. Вспомнила нашу с тобой… Да, любовь. Мы были близки, тебе, наверно, приятно это знать.

– Лайма…

– Но послушай! Том еще не улетел. Только завтра… Или… Разве во вселенных-клонах не одно и то же время? Я имею в виду…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – вздохнул Леонид. – Я не знаю! Из общих соображений времена должны совпадать в квантовых пределах, но при таком возрасте… тринадцать миллиардов лет после Большого взрыва… квантовые неопределенности… расхождения в сотни лет возможны, я думаю.

– Значит, – сделала вывод Лайма, – я вспомнила себя не в той вселенной, где Том…

Она не смогла произнести слово.

– Не в той, – кивнул Леонид.

– Вот оно как, – пробормотала Лайма. – Я проводила Тома вчера, а он полетел четыреста лет назад из совсем другой вселенной, где мы… Я могу и это вспомнить?

– Понимаешь… – Он должен был сказать правду. – Когда я понял, что ты вспомнила себя в той вселенной, где Том любил Минни, а мы с тобой… да… Я думал… надеялся… что именно там звездолет Тома уже достиг… то есть, не достиг… промахнулся мимо цели и… В общем, исчез, от него больше не могло поступить сообщений, потому что он попал в нашу Вселенную. Я не подумал, что если там прошли сотни лет, если там другое время, ты не могла…

Он не хотел произносить слово.

– Я не могла вспомнить, – закончила Лайма, – потому что там, где прошли четыреста лет после старта, меня нет. Я давно умерла. Да?

Леонид отвел взгляд.

– Да, – вынужден был признать он. – Вселенную, откуда появился Том, которого мы видели на экране, ты вспомнить не можешь.

– Там я умерла, – повторила Лайма. Мысль о том, что где-то ее уже нет в живых, а где-то, может быть, она еще не родилась, показалась ей не столько невероятной, сколько эмоционально неприемлемой.

– Значит, – сказала она, – ты с самого начала знал, что помочь Тому невозможно!

– Как я мог это знать? Мне только этой ночью пришло в голову, что в разных вселенных могут быть разные времена. Этого нет в теории.

– Какое время отделяет наш мир от того, что я вспомнила?

– Я не знаю!

– Почему?

– Почему – что? – осторожно переспросил Леонид.

– Не понимаешь? Мы – я, Том, ты – живем в двадцать первом веке. Здесь. Но там… я помню даже запахи, они стали еще сильнее, ощутимее. Я о чем… Почему там мы – я, Том, ты, эта Минни – живем в другом времени? Не другие, похожие на нас, а мы? Иначе я не смогла бы вспомнить! Скажешь, что это квантовые эффекты? – с неожиданной злостью спросила Лайма. – Ты физик или мистик? Во всех несуразицах, во всем, что ты не можешь объяснить, виноваты у тебя квантовые эффекты. Просто слова. Пустые.

– Лайма…

– Если где-то мы с тобой и Том живем в двадцать втором веке…

– Ты помнишь дату? – быстро спросил Леонид.

– …то где-то мы – тоже такие, как есть, – можем жить и в тридцатом веке, да или нет?

– Ну… – с сомнением сказал Леонид. – Этого нельзя исключить.

– Значит, где-то мы живем тогда, когда корабль Тома пролетел мимо цели и два века спустя исчез.

– Не два века, – задумчиво сказал Леонид, – свет еще должен дойти до Земли.

– Неважно. Живем в то время, когда стало известно, что звездолет исчез.

– Ну… наверно.

– А в какой-то вселенной мы живем в те годы, когда Тома еще можно было спасти.

Леонид не представлял, как это можно было бы сделать, но сказал осторожно:

– Наверно.

– Тогда… – Лайма помедлила и добавила: – Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста.

– Хорошо, – пробормотал Леонид и приподнялся, чтобы перебраться на переднее сиденье.

– Не на этой, – сказала Лайма. – На моей. Эту ты взял у Колмана? Позвони ему позже, он заберет машину.