Всеволод Бенигсен - Раяд

– Более или менее, – выдавил слегка обалдевший от обилия информации Костя.

– Тогда держи на десерт.

И Разбирин вытащил из ящика стола пухлую папку и толкнул ее по гладкой поверхности по направлению к Косте. Тот прихлопнул ее на подлете.

– Что это? – спросил он.

– А это дело конкретно Оганесяна. Мы его забрали из 69-го отделения милиции.

Костя придвинул папку и стал листать уголовное дело.

– И что, есть подозреваемые? – спросил он, отворачивая угол очередного подшитого документа.

– Подозреваемые есть. Например, некто Гремлин. Раньше состоял в нацистской группировке «Четвертый рейх». Слыхал о такой?

– Нет. Мало ли их развелось.

– Ну вот. А теперь он вроде как на вольных хлебах.

– А зовут как?

– Кого?

– Гремлина этого.

Разбирин рассмеялся.

– Так это фамилия у него такая – Гремлин. А ты думал что, погоняло? Леонид Гремлин. Если перевернешь еще одну страницу, увидишь его фото.

Костя мысленно подивился разбиринской наблюдательности – до этого казалось, что подполковник вообще не следит за его действиями. Костя перевернул страницу и наткнулся на лицо Гремлина. Узкий лоб, широко посаженные глаза, взгляд из-под бровей. В деле, правда, было две фотографии Гремлина – одна, где он с волосами, и другая, где он уже выглядел как заправский скинхед – бритая голова, татуировка на шее.

Но на первой Гремлину было не больше шестнадцати и выглядел он, как обычный «трудный» подросток.

– Если есть подозреваемые, то в чем тогда проблема? – оторвал он глаза от папки.

– Ты, Кость, меня, видимо, плохо слушал. Я сказал, что есть подозреваемые, а не обвиняемые.

– То есть?

– А то, что у нас на это дело в таком виде, – кивнул в сторону папки Разбирин, – никто даже смотреть не будет.

– В смысле?

– Поясняю.

Разбирин наклонился над столом, сложив пальцы рук в замок.

– Ты знаешь, что такое «свидетель»?

Костя пропустил этот вопрос мимо ушей как риторический.

– Так вот, в этом деле нет ни одного свидетеля по факту присутствия гражданина Гремлина в кинотеатре, где произошло убийство, зато есть куча людей, подтверждающих железное алиби гражданина Гремлина Леонида, чтоб ему провалиться в тартарары. Странно? Ха! Еще как!

– Да, но ведь Оганесян был убит на глазах у десятков людей, – ткнул пальцем в дело Костя. – Есть билетерши, есть кассирши, есть зрители, в конце концов.

– Есть, есть, – перебил его Разбирин. – В этом и незадача. Оганесяна они видели, а Гремлина нет.

– То есть как?

– Да так! – взорвался неожиданно Разбирин. – Не было его там, и всё! В это время его видели во дворе дома 18 по Водной улице. Куча свидетелей на то имеется. Да-да, я знаю, Костя. За дачу ложных показаний, статья 307 УК. Все это я знаю, не мальчик. Тут интересно другое. Что такое «алиби»? Правильно, нахождение подозреваемого в момент совершения преступления ля-ля-ля. Но главное не это, а что? А то, что алиби должны обеспечивать люди какие? Правильно. Незаинтересованные. А теперь перелистни пару страниц.

Разбирин выдержал почти театральную паузу, дожидаясь, пока Костя дойдет до нужной страницы.

– И почитай. Кто эти люди, которые видели Гремлина Леонида Алексеевича в 19.20 – время убийства Оганесяна – во дворе дома 18 по Водной улице? Друзья? Родственники? Знакомые? Не-а. Это случайные люди, которые с ним даже близко не были знакомы. Причем обрати внимание на их количество. И моя интуиция мне подсказывает, что, опроси ты любого из этого дома, каждый бы подтвердил, что в какой-то момент он выглянул в окно и увидел товарища Гремлина во дворе делающим куличики в песочнице. С чего бы это?

Костя поднял глаза от дела.

– Так, может… ну его, это дело?

– То есть? – удивился Разбирин.

– То есть взять этого Гремлина за жабры да тряхнуть посильнее.

– Ты свои чеченские замашки брось, – поморщился Разбирин. – И потом. Куда свидетелей девать? Гремлин – что, по-твоему, маньяк-одиночка, за которого почему-то все заступаются? А, как известно, возьмешь мелкую рыбу – спугнешь крупную, если таковая, конечно, в этом омуте водится. Он, может, никого и не знает лично. И что ты из него выбьешь? Точнее, выбить можно что угодно, но ведь на суде он плечами пожмет и заявит, что признание было сделано под давлением, и что? Нет, Кость, тут нужно аккуратно и деликатно. В общем, ты уж прости, что все это так попало на твою личную ситуацию, но сам видишь – дело-то тут паршивое. Если не сказать, очень паршивое. И боюсь, что на данный момент лучшей кандидатуры, чем ты, у нас просто нет.

Он пристально посмотрел на Костю, но тот спокойно выдержал «проникающий» взгляд подполковника.

– Я скажу тебе так, – продолжил Разбирин, не опуская глаз. – Убийство Оганесяна меня сейчас волнует меньше всего. Потому что если мы вскроем, что там происходит, что за организация за этим стоит, то виновники автоматом всплывут. Меня интересует ситуация в районе. Меня интересует, где находится мотор этой организации, ее сердце. Ее цели, ее масштаб. Кто принимает решения, кто отдает приказы. Короче, мне нужна группировка со всеми потрохами. Фашистская, нацистская, футбольная, хуёльная, мне по барабану. Мы тебе сделаем новые документы, если надо будет, устроим официально на работу. Ну, если понадобится. Для справочки. Имя-фамилию менять не будем, они у тебя распространенные, а излишне суетиться тоже вредно. Официальным путем через Оганесяна, как видишь, ничего не вышло, а ты выглядишь сильно моложе своих лет – значит, сможешь вписаться в ситуацию без понтов. Сколько тебе дают?

– Если побриться и бейсболку напялить, могу и за двадцатилетнего сойти.

– Во! То, что надо.

– Извините, товарищ подполковник. Разрешите?

– Да, да, – раздраженно перебил Разбирин, – давай без церемоний, иначе мне голову открутят раньше, чем мы с тобой беседу закончим.

– Почему я? Я не разведчик, если, конечно, не считать короткий период в Чечне, да и в следователях я без году неделя. У меня опыт был немного иного рода. Военного, что ли. Горячие точки и все такое. Что я вам-то рассказываю?

– А для меня, Костя, там война, – делая большие глаза, сказал Разбирин. – Самая настоящая. С жертвами. С военными действиями, акциями или что там. И твой опыт здесь о-о-очень даже уместен. И потом. Ноев ковчег построил любитель, а «Титаник» профессионалы. Так вот, одного профессионала мы туда послали – чем закончилось? Мне не нужен следователь. Мне нужен человек, который, не размахивая корочкой, может понять изнутри, что там происходит. В таких делах человек менее опытный может оказаться в сто крат полезнее. Тем более что ты не солдафон, а хомо сапиенс. Журфак закончил. Короче. Зайдешь к майору Хлыстову в 69-е отделение – Оганесян ему вроде доверял. Всю остальную информацию возьмешь у Антипенко. Получишь ключи от квартирки на Щербинской улице в башне девятиэтажной. Она чистая. В пятиэтажку не надо соваться – там слишком мало народу, будешь как бельмо на глазу. А в больших зданиях все разделены, разобщены, никто никого не знает. Тебе будет проще вписаться. Связь держи по мобильному, номер дадим тебе чистый, ну, в общем, что я тебя учу? Въезд, слава богу, туда пока еще свободный, – усмехнулся Разбирин, – так что всё в письменных рапортах и личных беседах. Не злоупотребляй телефоном – хер знает, как у них там это дело поставлено, я уже ничему не удивлюсь. Письменные отправляй по электронке. У Антипенко возьмешь всю необходимую информацию, а также документы по факту убийства Оганесяна, личную информацию. Если что, все запросы делаешь у Антипенко. Он будет на подхвате. Мне нужно: все сведения, связанные с настроениями в районе, с преступлениями, то есть поджогами, угрозами, молодежными организациями, вообще всякими неформальными организациями – кто входит, кто руководит. И на какой территории все это происходит? Только ли в этом микрорайоне или еще где-то? Срок смешной, конечно. Три недели. Я, конечно, попытался что-то вякнуть. Но Красильников, который префект Северо-Восточного округа, на короткой ноге с Жердиным, а Жердин. В общем, меня никто и слушать не хочет. Месяц, и всё.