Константин Рольник - Расстановка

Этот брокер был связным между Рытиком и «Союзом Повстанцев». Он действительно торговал акциями. Однако Рытик растворял в их беседах о коммерции кодовые фразы — повод для действий совсем иных. Фирм «Формат» и «Генезис» в Урбограде не было. Упоминание слова «Формат» значило: «Продолжаю черпать в архиве сведения. Передам через прежний тайник», а слово «Генезис», в сочетании с «десятидневным сроком», означало: «Настроения в городе благоприятны, люди нами набраны. Через неделю можно разворачивать здесь революционное подполье. Пришлите для этой цели эмиссара в условленное нами место. С товарищеским приветом, Рытик».

Побеседовав с брокером, Арсений важно прошествовал к хромированному лимузину, ожидавшему внизу. Личный шофер распахнул перед боссом дверь. Разведчик подполья окончательно натянул на природное лицо маску биржевого воротилы, «солидного человека», друга мэра и обладателя миллионного состояния.

Полуденный зной в горах Урбала сменился вечерней прохладой. Рэд чуть откинулся от столика, на сей раз осторожно. Снял с глаза миниатюрный монитор, вытянул руки вдоль тела и отдохнул пару минут, прикрыв глаза. Избавившись от нервного напряжения, подпольщик вновь наклонился над схемой и вооружился монитором.

— Ладно, вернемся от философии к анализу наших кадров. Важны мелочи — подумал он, потирая смуглый высокий лоб узкой загорелой ладонью — Прокалываются всегда на мелочах. Люди должны идеально подходить к выбранной для них работе: по психологии, профессиональным навыкам, образу жизни… К примеру, умеет ли данный человек машину водить? Если у него права на вождение? Без этого на роль водителя его никак не назначишь, пусть даже в остальных отношениях он идеален. Есть ли у него телефон? Есть ли собака? Может быть, он воевал? Возможно, попадал в тюрьму? Если да — за что? Ведь на заключенного по уголовному делу тюрьма накладывает совсем иной отпечаток, чем на политического арестанта… А может быть, человек не в рабсийской тюрьме сидел, а совсем наоборот — свободно ездил за рубеж, и приобрел там связи среди прогрессивных иностранцев? Тогда почему бы не использовать эти связи и дальше? А выглядит он как? Во что верит, что читает? Какую музыку слушает? Как относится к себе, к близким? Вопросы, вопросы…

Когда Рэд отодвинул от себя испещренный надписями лист со схемой, Слунс уже клонился к закату. На листе красовалось более тридцати фамилий — каждый из привлеченных вербовщиками угнездился в подходящей для него графе с обозначением будущей подпольной профессии. Рэд подошел к окну, прислушался. Птицы, замолкшие при зное дня, начали перекликаться в тишине и неге вечерней прохлады. Удлинились тени сосен, стволы их вновь приобрели под косыми лучами янтарно-медовый оттенок. Над ломаной линией, разделявшей вершины гор и небо, появились клочковатые облака, снежно-белые посередине и чуть тронутые розовым спереди, где их касались лучи заходящего Слунса.

Чтобы не утратить физической формы, заговорщик чередовал умственную работу с мышечной. Убрав «Пелену» и спустившись во двор, крытый деревянным настилом, он уделил полчаса колке дров — дело это за проведенные на заимке месяцы стало для него привычным, лишь поначалу мышцы рук болели от выделяющейся молочной кислоты. Затем, оттирая пот со лба, пошел на кухню. Поужинал. Некоторое время наблюдал, как по ребру деревянной бочки бродит котенок — белый, с черными пятнами и круглыми голубыми глазами. Снял котенка с бочки, приласкал, тот довольно замурлыкал, вытягивая шейку. Рэд не очень-то верил в рассказы о том, что кошки нормализуют давление — а вот настроение они действительно приводили в норму. Рэд отдохнул еще полчаса, полностью расслабившись, слыша лишь мурлыканье котенка да мерное тиканье деревянных стенных часов, формою напоминавших домик. Даже задремал. Но его биологические часы работали также четко, как фотографическая память и бритвенно-острый ум. Поэтому ровно в восемь вечера подпольщик проснулся и начал готовиться к поездке.

Он извлек из шкафа разгрузочный жилет со уймой вместительных карманов, и упаковал в него множество полезных вещей: многофункциональный карманный нож, диодный фонарь (работавший также и без батареек, от нажатий руки), зажигалку, тpи таблетки сухого спирта, лупу. Приготовил свой микрокомпьютер «Пелена», способный при необходимости играть роль цифровой фото— и видеокамеры. Флэшку с данными вынул — ее предстояло вшить в рукав куртки, чтобы в случае опасности раздавить одним движением пальцев. Рэд припас фляжку с водой, блокнот, карандаш и авторучку, пилку по металлу, запасные хлопчатобумажные носки, пару носовых платков. В широкие полости жилета, открываемые сверху, он впихнул бинт, флакон йода, другие медикаменты. В один из карманов положил тонкие резиновые перчатки (никаких отпечатков пальцев при внезапном обострении ситуации!), в другой сунул мини-бинокль. Взял охотничьи спички, горящие даже в воде. Запасся короткой свечой — по плану, привезенному Стрижом, ночь приходилось провести в подвале. Неуютно, но что поделаешь — именно так была спланирована операция. Открепив спинку жилета, Рэд положил внутрь длинную и прочную веревку с карабинчиками на концах — на случай, если придется спускаться из окна, с высоты двух или трех этажей. Достал из тумбочки набор игл в плоском футляре, вдел в одну из них черную капроновую нить, а в другую — белую, положил иглы обратно в футляр и сунул его в карман жилета. Необходимо было подумать и о запасах еды. Более всего походили сухари — не портятся, не надо разрезать, можно есть на ходу. Рэд сложил их в полиэтиленовый пакет, бросил туда еще пару пустых пакетов — могут пригодиться. Карту и компас брать не стал — он хорошо знал местность и ориентировался по природным приметам. От заимки лесника до ближайшего полустанка было около семидесяти рабсийских верст. Завтра утром Рэду предстояло одолеть это расстояние пешком (ходил он без устали), и отправиться в Урбоград на пригородных электропоездах, с двумя пересадками. Поездка должна была завершиться вечером, почти ночью. Ночевать планировалось в подвале одного из домов, примыкающих к станции, а следующим утром — отправляться на явочную квартиру, предоставленную сочувствующим горожанином. Зовут его, кажется, Алексей Чершевский. Стоп! А не родственник ли это знаменитого писателя Николая Чершевского, чьи философско-детективные романы я так любил читать в юности?

— Ну да! — вскричал Рэд вслух — Все сходится.

Ведь среди участников операции «Генезис» упоминался Николай, двоюродный брат Алексея. Рэду просто не пришло в голову, что урбоградский связник и всемирно известный писатель — одно и то же лицо. Заговорщик был сбит с толку тем обстоятельством, что Николай Чершевский долгое время жил в столице, в Моксве — он и воспринимался всеми, как столичная знаменитость. Однако его книги еще пять лет назад вызвали раздражение «семьи» верховника Дельцина — и писатель лишился выгодных контрактов. По слухам, ему угрожали. Он был вынужден завершить очередное журналистское расследование и уехать в глухую провинцию, переключившись с детективного жанра, задевающего слишком многих, на сочинение исторических романов и научной фантастики. Каким счастьем для Рэда было побеседовать с этим человеком, которого он мечтал увидеть еще с тех времен, как был мирным желторотым студентом Бермского политехнического института. Да, наряду с тяготами подпольщик получает иногда от жизни такие призы — возможность общаться с людьми неординарными, выдающимися. Да кому, кроме Союза Повстанцев, мог сочувствовать писатель-гуманист, учивший в своих книгах: «Тупая государственная жестокость должна быть наказана. В противном случае наступает эра всепозволенности». Пусть эти слова относились в его книге к другой стране и времени, но умный читатель без труда переносил их на современную Рабсию. Власти тоже понимали это — потому литератор и оказался в провинциальной урбоградской ссылке.