Сергей Жигарев - Отцы и овцы

- Осинушек окрест нет, – невпопад ответил Трифон, пока монеты ссыпались с барской белоснежной ладони в холщовый мешочек. – Далече ходили.

- Ладно, ступай.– Разговор уже надоел Павлу Петровичу, и он взмахом указал мужику идти прочь.

- Согрешил я. Да и у вас, баре, руки и уста все в крови. Нам доктор сказывал перед тем… - Трифон запнулся, - о ваших порядках.

И тут руки мужика удивили Павла Петровича. Одна из них - но не та, которой следовало бы, с маленьким тугим денежным мешком, а другая - скользнула за пазуху. И выскочила наружу, потянув за собой деревянный кол. Острый, успел заметить Павел Петрович за мгновение до того, как что-то юрко и зло укусило его левый висок. Мимо внутрь скользнули быстрые серые тени.

Дом горел, подожженный с подветренного угла по всем правилам партизанской науки. Вид огня обычно тревожил старика, и сейчас Трифон сидел к пламени спиной и старался унять ломоту в костях. Его ватага, не нуждавшаяся в наставлениях вожака, довершала дело. Мальчик, потрясенный пережитым и увиденным, тихо присел рядом. Старик положил руку, вновь почти безволосую, на плечо внуку и притянул его к себе, обнимая. Хотелось выть от неизбывного и, казалось, беспричинного горя, но Трифон сдержался. Он поднял глаза и посмотрел на кем-то расстеленное над ними бескрайнее небо, уже порванное вдали красными рубцами. Занималась алая заря.