Алексей Лукьянов - Жесткокрылый насекомый

— Но ведь почему-то именно вас он выбрал, — вмешался участковый. — Малой, ты почему Марину Васильевну выбрал?

Малой сжался в комок и совсем отвернулся. Галка свирепо глянула на Петра и постучала пальцем по лбу. Затем снова повернулась к хозяйке:

— Ребенка нужно эвакуировать. Возможно, ему потребуется медицинская помощь и помощь психолога…

В этот момент мальчик заревел и кинулся к Марине Васильевне:

— Ма, не отдавай! Я буду хорошим!

Марина неумело приобняла найденыша за плечи и растерянно посмотрела на Галину и участкового, а Петр, оказавшийся в такой ситуации впервые, нерешительно топтался на месте. Детский плач Лопаницыну был вообще серпом по одному месту. Что теперь с этим угланом делать?

Вязать, кидать через плечо — и на выход? Так он кипеш подымет на весь двор…

Пожалуй, единственным человеком, сохранявшим в этой ситуации хладнокровие, оказалась лейтенант Геращенко. Она грациозно встала с низкого сиденья, подошла к ребенку, ласково прикоснулась к его лбу — и тут же резко отдернула:

— Ой, да он горячий! «Скорую» надо.

При этом она отчаянно подмигивала Марине Васильевне. Слава богу, той достало здравого смысла подхватить обман.

— Телефон в коридоре, — подсказала хозяйка.

Вскоре из прихожей донеслась взволнованная речь инспектора:

— Алло, «скорая»? Ребенку плохо… Сорок градусов… Восемь лет… — Оторвавшись от трубки, Геращенко крикнула: — Имя какое у мальчика?

— Евгений, — поторопилась ответить Марина Васильевна.

— Женя Кулик. — Геращенко самовольно нацепила найденышу фамилию.

Впрочем, действовала она быстро и четко. — Что? Мальчик, конечно, мальчик… Емельяна Пугачева, семнадцать «а», квартира тридцать четыре… Откроем, откроем дверь! Ждем.

Она положила трубку и позвала участкового:

— Петр Ильич, можно вас на минуту?

Конфузясь, Лопаницын протиснулся на выход.

— Дуй вниз, предупреди врачей: пусть ведут себя с пацаном, как с тяжелобольным. И больше не подымайся, внизу жди.

Старлей с благодарностью посмотрел на коллегу и шумно распрощался:

— Ну, до свидания, я думаю, вы тут как-нибудь без меня… — И собаки яростно залаяли ему вслед.

Хозяйка ничего не успела ему ответить, скованная плачущим ребенком, который и вправду начал нагреваться от переживаний. Сдерживать собак и запирать дверь пришлось Галке.

— Галина Юрьевна, он горячий. — Голос Кулик отвердел, стальной препод вытеснил из Марины Васильевны все материнские инстинкты. — И его действительно надо везти в больницу.

— Это у них от страха бывает.

— У кого это — «у них»?

— У детей, — пожала плечами Галина Юрьевна.

В возрастной физиологии Марина Васильевна не разбиралась, но слова инспектора (да какой она инспектор, Галка она Геращенко!) показались слишком циничными. Такая бездомному щенку на улице кусок хлеба не подаст.

— Мамочка, не отдавай меня, пожалуйста, — сквозь слезы просил мальчик. — Я не хочу, я боюсь!

Все тридцать две кошки скребли на душе у Марины Васильевны, да и у Галки, несмотря на профессиональную закалку, тоже щемило сердце.

Ребенок явно домашний, ухоженный: шорты новые, ребра не торчат, пострижен красиво, но главное — ногти. Такие ухоженные ногти не у каждой благополучной девочки встретишь, не то что у сорванца восьми лет. Ребенка до недавнего времени холили и лелеяли, вне всякого сомнения. Может, его украли, а он сбежал от похитителей? Как бы там ни было, Галина чуяла, что этот Евгений — парень непростой и принесет еще немало сюрпризов. От предчувствия у нее даже уши заболели.

Не успели женщины общими усилиями успокоить ребенка, как в дверь позвонили: приехала «скорая».

Кто бы мог подумать: каких-то восемь-десять часов бок о бок с совершенно незнакомым ребенком — и столько переживаний. До полудня Марина места себе не могла найти: хотелось бросить все дела и отправиться в приемник-распределитель, или как он еще называется, чтобы извиниться перед Евгением за свое вероломство. Однако, едва она собралась с духом и даже пошла переодеваться, у Гаврика возобновился кровавый понос. Еще неделю назад казалось, что кот пошел на поправку, но, видимо, это были пустые надежды. Пришлось изолировать больного — во избежание повторной эпидемии.

Пока убирала за больным, пока консультировалась по телефону с ветеринаром, пришел Дедка — принес банку огурцов.

Вот уж чего-чего, а визита родителя Марина ожидала в самую последнюю очередь. Понятно, что огурцы — лишь предлог, просто отцу приспичило выяснить, о чем это с самого утра судачат соседи.

— Огурцов тебе принес. — Дедка демонстративно поморщился.

— Я еще прошлую банку не одолела.

— Так и будешь меня на пороге держать?

— У меня не прибрано…

— У тебя никогда не прибрано, засралась совсем!

Марина Васильевна отступила в коридор:

— Зайди и успокойся.

Но Дедка закусил удила. Он орал на весь подъезд о позоре, о кошачьем дерьме, о том, что людям стыдно в глаза смотреть, и даже назвал ее б…дью, что до сих пор позволяла себе только мать.

Поэтому дальше Марина слушать не стала. Вступать с родителями в открытую конфронтацию не было никакого желания — хватало соседей.

Она захлопнула дверь и пошла проветривать квартиру: через час должен прийти дипломник, а вслед за ним потянутся клиенты-абитуриенты, сегодня не меньше шести… Много еще сегодня дел.

Например, покормить зверей и поймать вора.

Процесс кормления не представлял из себя ничего интересного: Марина Васильевна приходила на точку, где ее уже поджидали животные, выкладывала звериную еду в пластиковые подложки из-под мясных полуфабрикатов и, дабы не смущать дворняг своим присутствием, удалялась прочь. Число таких точек по всему району в лучшие времена, пока Наташа с мужем жила в соседнем подъезде, достигало восьми. Без сестры Марина могла обойти максимум шесть, да и то — если хватало денег. Нынешним маем осталось лишь три. Да и те кто-то грабил.

Узнала об этом Марина, как водится, случайно. Жители домов, прилегающих к точкам, крайне негативно относились к благородным порывам Марины Васильевны и всячески пытались урезонить «чокнутую профессоршу»: мол, от бездомных животных лишь грязь да вонь, и детям небезопасно, и вообще… На это Марина предлагала избавиться от этой проблемы радикальным способом, то есть разобрать дворняг по домам, их всего-то во дворе десять-пятнадцать штук. Почему-то сразу после этого граждане сникали и рассасывались. Но вдруг одна дамочка заявила:

— Может, вы и бомжей мне прикажете у себя оставить?!

— Разве я бомжей кормлю? — удивилась Марина Васильевна.

— Вы, может, и не кормите, а как только уходите, появляется какой-то бич, разгоняет ваших кошек да собак и сам все жрет. Этак он скоро всю компанию свою притащит!