Алексей Лукьянов - Жесткокрылый насекомый

Собак болезнь миновала.

Мать с отцом не могли не обратить на это своего драгоценного внимания:

— Ну теперь-то ты перестанешь тащить в дом всех этих засранцев? Они же дохнут у тебя!

Не на ту напали. Марина уже нашла, кого забрать домой: очень многие дворняги нуждались в лечении и усиленном питании. Эпидемию вроде удалось приостановить; даже Гаврик, последний из тяжелобольных, стал проявлять интерес к жизни вообще и еде в частности. Поэтому меньше, чем за неделю, Марина Васильевна восстановила популяцию кошачьих в своей квартире и даже увеличила поголовье за счет совсем маленьких котят.

Боже, не дай вновь начаться этому кошмару: Гаврик контактировал с другими кошками, если эта зараза повторится опять… не дай Бог…

Копать трудно. Корни кустов, а также стоящих рядом осин переплелись, образовали арматурную сетку, не дающую нарушать целостность земли.

Дождь чуть притих, но суглинок уже промок насквозь, сочится жидкой грязью, стекает с лопаты. В остальные разы ей помогали: ребята из института, муж знакомой кошатницы Веры Ильиничны, да и погода с апреля стояла сухая и теплая, так что проблем с рытьем могилок не возникало. Глубина в три штыка — вполне хватит для кошки.

Раздалось резкое шипение, тело пронизало до костей приятным зудом, затем что-то щелкнуло, по ту сторону кустов вспыхнул ослепительно-белый столб света — и шарахнуло так, что у Марины Васильевны заложило уши и потемнело в глазах. На ногах она удержалась лишь благодаря третьей точке опоры — лопата надежно застряла в суглинке.

С трудом расцепив пальцы, пошатываясь, пытаясь локализовать где-то в затылке комариный звон, почти на ощупь Марина выбралась на аллею и огляделась.

О существовании скамейки, где она оставила мешок с Гавриком, свидетельствовало лишь пятно копоти и труха, рассыпанная в радиусе двадцати метров. Кое-где валялись ошметки картона и полиэтилена.

Погребать кота не пришлось, он предпочел рвануть на небо экспрессом, минуя длительный путь через землю.

— Гаврик… — жалобно протянула Марина Васильевна и не услышала свой голос, имя прозвучало внутри головы само по себе и заметалось эхом по таинственным недрам черепной коробки.

Из ступора ее вывел тип в спортивном костюме, под зонтом, с шарпеем на поводке:

— Что это было?

Марина скорей прочла по губам, чем расслышала вопрос.

— Взрыв. Говорите громче, я почти ничего не слышу — уши заложило.

Небритый собачник восхищенно поглядел на Марину Васильевну.

— Вы видели, как молния ударила? — радостно проорал он.

Звук проникал, как сквозь вату, но, видимо, слух все равно начал приходить в норму.

— Не знаю, — призналась Кулик. — Вспыхнуло что-то, потом взорвалось…

— Я в газету напишу, можно? Как вас зовут?

Марина замотала головой, которая тут же отозвалась чудовищной болью.

— Не надо в газету? — расстроился тип.

— Имени не надо. Пишите от первого лица.

— Спасибо! Большое спасибо! — И тип исчез так же внезапно, как и появился.

Кулик вернулась за лопатой, но вытащить так и не смогла. В сердцах плюнув на инструмент, Марина Васильевна раненым зверем ломанулась через кусты.

В автомобильчике, тесно прижавшись друг к другу, сидел промокший до нитки Евгений и с ним какой-то карапуз, явно еще дошколенок, тоже весь мокрый. У карапуза из носа стекали зеленые сопли.

Звон в голове тотчас прекратился. Марина твердо помнила, что этих двоих пять минут назад здесь не было, кроме того, пока она беседовала с восторженным типом, аллея просматривалась в оба конца, и по ней никто не шел. Откуда появились дети? И почему Евгений не в приюте?

— Как… Ты почему… Что вы здесь делаете в такую погоду? — Последний вопрос Марине Васильевне дался легче всего.

— Тебя ждем.

Исчерпывающий ответ — конкретный и по делу. Но и Марина Васильевна не вчера родилась, с толку ее сбить еще никому не удавалось.

— Вы лучше места не могли найти, чтобы меня подождать? Ты где вообще сейчас должен находиться?

— Дома…

— Ну так и иди домой.

— Но мы ведь тебя ждем.

Марина Васильевна решила, что с нее хватит, и решительно зашагала прочь, махнув рукой на детей. В конце концов, в приюте сами виноваты: прозевали подопечных — сами пускай и возвращают, а с нее никакого спроса. Конечно, придется позвонить в милицию, сообщить, где и когда видела сбежавших детей, но тащить этих цуциков домой, отогревать, кормить, одежду сушить, очередную «маму» выслушивать? — нет, увольте! А еще и собак погулять надо вывести. Дома вообще шаром покати, зачем отдала этому… как его, с неприличной фамилией?..

Полбатона колбасы съел! А хлеба сколько! И самой есть нечего, и кошкам, и собакам.

Но угнетало Марину Васильевну вовсе не плачевное состояние собственного бюджета. За спиной сквозь шум дождя частили две пары ног, и с каждым шагом избавиться от этого молчаливого конвоя становилось все проблематичнее.

В этот момент конвой прервал молчание:

— Ма, я устал.

Кулик, кляня судьбу, приказала себе не оглядываться.

Нытье продолжалось, хотя Евгений и уговаривал младшего партнера немного потерпеть, и даже сердито шикал на него. В конце концов жалобные просьбы переросли в громогласный рев, Марина не выдержала — и прибавила шагу.

— Мамочка! — орал карапуз. — Мамочка, устал! Мамочка, понеси!

Дудки, никого она не понесет, идите сами.

— И я вам не мамочка, — сурово бормотала Марина Васильевна. — И никому не мамочка.

Рев постепенно отдалялся, идти стало легче, злость даже согревала.

Нудный дождь, странные похороны, сбежавшие дети — все отступило, Марина ощутила небывалый прилив сил. Она хозяйка своей жизни. Никто не может заставить ее сделать то и не делать этого — ни соседи, ни родители, ни приблудная ребятня. Можете идти на все четыре стороны!

Прилив сил оказался кратковременным. Не успела она выйти из парка и перейти улицу, как захлестнувшая ее волна эйфории схлынула, и Марина Васильевна поняла, какую глупость совершила. Сейчас она придет домой и поведет собак на прогулку. Может быть, даже успеет накормить кошачью братию, но Евгений неминуемо придет к подъезду и опять начнет голосить, теперь уже на пару с сопливым карапузом. Нет, если уж они все равно припрутся, то лучше в сопровождении «мамы», дабы шумом не привлекать излишнее внимание бдительной общественности.

И Кулик развернулась на сто восемьдесят градусов. Если уж она хозяйка своей жизни, то и неприятности приводить в дом будет сама, а не ждать, когда они придут и устроят рев на весь подъезд.

Неприятности не заставили себя долго ждать. Та неприятность, что постарше, несла на руках младшую неприятность, чем и объяснялось их резкое отставание в беге по аллее.

Мимо пронеслась иномарка, Кулик от неожиданности едва не подпрыгнула на месте. С нескрываемой тревогой смотрела она, как Евгений с малышом приближаются к дороге: десять метров… девять… восемь… семь…