Сергей Арно - День всех влюбленных

— Любовь и голод правят миром, — в задумчивости процитировал Сергей, проходя мимо.

— Совершенно верно. Люди даже не предполагают до какой степени это так. Но я скажу тебе сейчас одну вещь, которая возможно покажется тебе странной с первого взгляда, но отнесись к моим словам серьезно.

— Катастрофа! Ну, ты давай говори, чего тянуть, — поворачивая у окна в обратный путь, воскликнул Сергей. Он сделал последнюю затяжку, подойдя к столу, раздавил в пепельнице бычок и взял новую сигарету.

— В это наверное трудно поверить, — Максим снял очки, посмотрел стекла на слабый дневной свет, через стеклышки он увидел силуэт человека, стоящего за окном. — Максим надел очки, встал и, обойдя круглый журнальный столик, подошел к окну. Там никого не было.

— Что ты там увидел? — спросил Сергей, проследив за его взглядом.

— Мне показалось, что за окном кто-то стоял, — в задумчивости проговорил Максим. — Ведь явно стоял.

— Это вряд ли. Чтобы туда попасть, нужно перелезть забор с колючей проволокой. Раньше ребятишки все время лазили модели смотреть, катастрофа, так я забор колючей проволокой обтянул, теперь никто не рискует.

— Не рискует? — с сомнением повторил Максим.

— Так что ты хотел там рассказать? Во что поверить трудно?

Максим вновь уселся на диван.

— Так вот, — продолжал он, временами поглядывая на окно. — Если половое влечение достигает своего апофеоза и высшей своей точки в момент оргазма, если партнеры испытывают друг к другу не только физическое, но и духовное влечение — любовь, то прием пищи достигает своей высшей точки только тогда, когда поедается хорошо, — для убедительности Максим поднял указательный палец. — Подчеркиваю, очень хорошо, по особым рецептам приготовленное духовное существо, к которому испытываешь любовь. Это и есть высшее наслаждение для самого утонченного гурмана.

Сергей стоял перед Максимом и смотрел прямо ему в глаза, во рту дымилась сигарета.

— Катастрофа! Ничего не понял, — проговорил он, не вынимая сигарету.

— Ты все прекрасно понял, — улыбнулся Максим. — И все расслышал верно. Высшее наслаждение в каннибализме.

— Есть человеческое мясо! — Сергей изумленно глядел на друга. — Человечину… Фу!.. Это же вредно для здоровья, — он вынул сигарету изо рта и с ненавистью раздавил ее в пепельнице, будто ядовитого гада. — Дикость! На это способны только дикари, стоящие на низшей ступени развития.

— И совсем даже нет, — Максим закинул ногу на ногу, помахал перед лицом ладонью, разгоняя дым от сигареты Сергея и затягиваясь своей, чтобы не мешать с другим табачным запахом. — Ошибочное мнение. Каннибализм всегда был распространен во всем мире. Это не дикость, это изысканность вкуса. Дикость — есть людей от голода и приготовленных как попало.

— Ну, это ты, брат, хватил! — Сергей вопреки обыкновению перестал ходить, уселся напротив Максима и залпом допил свой кофе вместе с осадком. — По твоему сейчас люди напропалую друг друга поедают, как дикари какой-нибудь Амазонии из племени Вари, а мы этого не замечаем. Ужасы ты какие-то рассказываешь.

— Ну, иносказательно говоря, "едят" своих сослуживцев. Даже без соли и перца.

— Так ты в этом иносказательном смысле? — с сомнением проговорил Сергей.

— Не совсем так. Это теперь выражение "съесть сослуживца" или "съесть начальника" носит иносказательный характер. Раньше было не так. Раньше каннибализм процветал во всех слоях населения и не считался чем-то удивительным или постыдным.

— Когда раньше?! — воскликнул Сергей. — Почему в книгах об этом не писалось?

— Писалось об этом много, только книги эти были уничтожены.

И рассказал Максим своему другу, будто…

…история хранит много тайн. Одной из самых удивительных загадок нашей планеты является исчезновение народов. В разные времена на земле без видимых причин вдруг исчезали целые народы. Это не были малочисленные слабые племена, порабощаемые и вымирающие от болезней, это были могучие народы, армии которых насчитывали сотни тысяч воинов. Обнаруженные археологами развалины городов поражают совершенством архитектуры, их украшения изумляют точностью и изяществом исполнения. Это были высокоразвитые культуры: не знавшие поражения скифы, территории которых простирались от Черного моря до Китая — их орды покрывали всю землю до горизонта, когда они шли в бой, викинги и хазары, тюрки и ацтеки, печенеги и инки. Всех их в разные века будто слизнуло с поверхности земли.

Куда ушли эти народы? Куда они унесли тайну своего исчезновения?

Уже два века среди ученых-историков бытует на этот счет одна любопытная гипотеза…

Люди прошлого еще до христианского периода далеко не во всем походили на нас, людей современных. У них имелись свои вкусы, свои пристрастия, своя мораль, поэтому нет ничего удивительного в том, что употребление в пищу человеческого мяса считалось у них делом обычным.

Конечно, в пищу человеческое мясо использовалось в основном в голодные годы неурожаев, когда от недоедания вымирали целые селения, но у большинства народов употребление в пищу поверженных врагов считалось высшим символом доблести и поощрялось правителями. Употребляя врагов в пищу, победители считали, что все хорошие качества врагов переходят в них, от чего они становятся сильнее, хитрее, умнее. Глаз врага давал хорошее зрение, ухо — слух, прибавлялись ум и интуиция — воин уже заранее чувствовал опасность. Он становился непобедимым. И чем больше врагов употреблялось в пищу, чем были они знатнее и умнее, тем воин становился неуязвимее, принимая в себя их качества. У женщин улучшалась кожа, разглаживались морщины, они становились стройнее и привлекательнее. В походах случалось, воины одного племени убивали друг друга ради какого-нибудь сановного мертвеца. Захватывались новые территории, страны расширялись с каждым новым походом, поглощались новые враги, — воины-завоеватели становились все сильнее. Казалось, этому не будет предела, и они покорят весь мир. Но опасность подстерегала, откуда не ждали.

Ни один народ не в состоянии вынести постоянной войны. Чтобы набраться сил для нового похода, нужен отдых. И тут оказывалось, что всякий кто отведал человеческого мяса, не может уже остановиться в своем пагубном влечении.

И эта страсть сильнее, чем любая другая, сильнее, чем страсть к вину, наркотику, даже сильнее инстинкта размножения. Это даже не страсть, это объединение, высшее проявление любви. Так что и после военного похода начинался внутриплеменной каннибализм. Человеколюбивые воины уводили подальше из города детей своих, а потом и жен, жгли костры и пропадали там по неделям… а после уже за чужими возвращались. Сбивались в стаи каннибалы и блуждали вокруг городов и лагерей, выискивая добычу. Народ редел, исчезая в желудках своих же соотечественников, и горе тому правителю, который не спохватился вовремя и каленым железом и лютыми казнями не изничтожил в своем народе пагубной страсти.