Эрнст Юнгер - Гелиополь

Винтерфельд вернулся с Костаром и пленным привратником. Луций показал ему на дверь:

— Войдите в камеру, мы закроем вас там.

Старик воспротивился:

— Не надо! Только не туда!

— Вот этого я и ждал, дружище. Так, значит, ты знал, что есть еще второй пояс? Это тебе будет стоить головы.

Привратник кинулся на колени.

— Я от страха не подумал об этом. Я говорю правду, сударь. Мне ведь так и так конец. Господин доктор Мертенс…

— Замолчи. Отвечай только то, о чем тебя спрашивают.

Он повернулся к Костару и Винтерфельду:

— Мы можем снять защитные костюмы. Путь свободен, раз он его прошел.

Они скинули с себя защитные костюмы. И сложили рядом все из своего снаряжения, без чего уже могли обойтись, оставив себе только оружие, Луций торопил их, поскольку можно было предположить, что происшедший контакт поднял одновременно по тревоге охрану Кастелетто.

Костар схватил привратника за шиворот и стал толкать его перед собой, а Луций вел Антонио. Они без задержки дошли до выхода и торопливо прошли парком до живой изгороди, за которой их ждал Калькар со своей группой. Едва они укрылись в тени, как противник дал о себе знать.

Со стороны Кастелетто раздался пушечный выстрел. Вслед за ним потянулся светящийся след, он поднимался, разбрасывая искры, и развернулся наконец в ослепительно яркую ракету. Мягкие краски лунного света загасил разлившийся слепящий блеск. Круг свечения парящей ракеты охватывал весь остров и его прибрежные воды. Вскоре послышались крики и беспорядочная стрельба с башен темницы.

Налет был обнаружен раньше расчетного времени. Оставалось надеяться, что паника первых минут позволит благополучно покинуть остров. Луций оглянулся на Калькара. Он увидел его в темной горстке солдат, возившихся вокруг распластанного на земле тела. Они прикончили привратника.

Тем временем со стороны тюрьмы поднялось еще несколько ракет. Слышно было, как снаряды ударяли в деревья и стены института. Луций приказал Калькару отходить со всей группой назад по аллее и последовал за ним вместе с Костаром и Винтерфельдом. Антонио держался лучше, чем можно было ожидать. Ночной воздух приободрил его и дал ему новый заряд сил. Так что из-за него задержек не было.

Под тенью деревьев они добрались до холма. Остров, как арена, был залит светом от бесчисленных ракет. Там, где они уже погасли, курились белые облачка, тоже освещая пространство. А в небе так и сверкали, разбрасывая искры, все новые трассы ракет. Раздавались выстрелы, выли сирены, лаяли собаки, кричала облава, держа связь.

В центре острова светился, окруженный черными деревьями, институт. Ослепительный свет, сконцентрированный на нем, был таким ярким, что искажал реальные контуры здания, и за его стенами мерещилась воображаемая жизнь, словно сверкающая фата-моргана. Луций примерился к нему глазом, как снайпер, уверенный в своей цели. В руках у него был маленький передатчик, большой палец он держал на контакте. Вот стали видны человеческие фигурки, словно муравьи, взбегавшие по лестнице. Он выждал еще мгновение.

Странно, подумал он, если убиваешь с помощью часового механизма и абстрактных цифровых комбинаций, то не мучают ни сомнения, ни угрызения совести. Причина может быть только в том, что зло естественно для таких людей, как Калькар, а во мне оно порождается только силой разума. Он повернулся к Антонио, стоявшему рядом с ним:

— Антонио, посмотрите еще раз на то место, где вы погибали. И темницы строятся не на веки вечные. Смотрите внимательно!

Здание с его окнами и порталами, казалось, внезапно осветилось изнутри; колонны и стены смотрелись как филигранная окантовка. Потом рухнула крыша, а в разлом взметнулось к небу голубое пламя с белыми язычками по краям. Зрелище было ослепительным, его сменила полная темнота. Только через несколько секунд глаза опять обрели способность видеть — на том месте, где стоял институт, поднимался столб дыма. Он достиг большой высоты и завершился облаком, накрывшим тенью весь остров. Интеллектуальная живодерня доктора Мертенса рассыпалась искрящимися атомами, вспыхнула и погасла, как дурной сон.

Вид огненного столба пронзил Луция неожиданной для него радостью. Он испытывал сейчас твердую уверенность в своей сопричастности к силовым полям необычайной мощи.

За взрывом последовало короткое оцепенение от ужаса, а потом вся карусель завертелась сначала. На острове, похоже, было гораздо больше военной силы, чем они предполагали. Они заторопились к лодке. При спуске с холма почва под ногами скользила и разъезжалась — опять они попали на грибные плантации, зловеще светившиеся при вспышках ракет. Задержка произошла у подводных скал и в зарослях дрока — прежде всего из-за того, что силы внезапно оставили Антонио; прапорщик и Костар тащили его волоком. Удачным было, однако, что благодаря сигналам, поданным Марио, у них не было никакого сомнения в правильности направления.

— Самое трудное, судя по всему, выпадет на конец, — сказал Винтерфельд на берегу, показывая наверх, где сконцентрировался слепящий свет ракет.

— Да, нас обнаружили.

Вся команда была в сборе. Луций приказал спустить лодку на воду, сверкающую теперь, как разлившееся серебро.

Как только они отплыли от берега, они убрали весла. Марио запустил мотор, и Луций направил лодку в открытое море. Он чувствовал сильную боль в правой руке, словно от сильного ожога. Антонио быстро терял силы, он лежал, вытянувшись на дне лодки.

Свет со всех сторон был таким сильным, что море просматривалось до дна. Освещенная ракетами лодка шла, разрезая морскую гладь. Выйдя из-под прикрытия бухты, она попала еще и под прожектора. Сильный метательный снаряд шлепнулся невдалеке, сейчас последуют другие.

Луций слишком часто наблюдал подобную картину — и на учениях, и в морских сражениях, — чтобы сомневаться в ее исходе. Сначала цель начинала светиться, потом клубиться и наконец рассыпалась искрами в ночи под жадные и довольные взгляды тысяч наблюдателей с берега. Он крутанул руль, чтобы увернуться от попадания, но это могло только продлить бесперспективную игру.

Вдруг дело приняло неожиданный оборот: в бой вступила сторожевая башня на Виньо-дель-Мар. На ее верхушке от красных вспышек огня стал виден орел Проконсула, и быстро, следуя один за другим, из бойниц полетели снаряды в сторону Кастелетто. Большой маяк погас. Главный пиротехник вступил в игру. Наверняка он с нетерпением дожидался такого случая, однако складывалось впечатление, что он, к великому изумлению Луция, велел обстреливать и лодку тоже. Но то были особые снаряды — они, шипя, скользили по воде, и там, где они прошли, поднималась завеса тумана. Вскоре бухта и пролив были окутаны густой пеленой.