Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

Когда мы явились к Шатилову, стол был уже накрыт. Олег Олегович был одет, не сказать чтобы официально, но галстук на нем имелся.

– А бутылка-то зачем? – кисло поинтересовался Гиря, уставясь на галстук.

– Ну, как же…, – Шатилов вальяжно усмехнулся. – Сам ведь сказал, что визит будет официальный, а разговор – конфиденциальный. Ты ведь каяться обещал, а без бутылки какое же покаяние.

Гиря тяжело вздохнул.

– Олег Олегович, – сказал он веско, – если бы ты знал…

Шатилов тоже вздохнул.

– Вот что, Петя, давай без инициалов и отчеств. Разница возрастов у нас подстерлась – чего уж там… Давай-ка поговорим просто, по-человечески. Вот ты написал эту докладную, а я ее прочитал. И знаешь что я подумал? Вот, думаю, досиделся, старый дурак, уже все над тобой потешаются, а ты все сидишь и делаешь вид, что осуществляешь руководство. А ведь ты уже ни ч-черта не понимаешь в том, что происходит, – он пристукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Тобой манипулируют, а ты сидишь и подписываешь бумажки, которые тебе подсовывают. Уходить тебе надо, уходить немедленно!.. Но потом я подумал о другом. Я, Петя, подумал, что ты ничего не делаешь просто так. И твоя докладная что-то означает. Означает?

Гиря усмехнулся:

– Означает, Олегович, еще как означает.

– Вот именно! – Шатилов нервно поиграл желваками. – Ведь сама по себе бумажка эта – сборник анекдотов. Но у меня хорошая память. Я вспомнил другую бумажку, которую когда-то мне подсунул Спиридонов. Она тоже казалась сборником, а потом выяснилось, что это всего лишь предисловие, но зато к целой эпопее… Так вот, я хочу знать все. Все, что ты знаешь, я хочу знать. И то, о чем догадываешься – тоже. И что только предполагаешь. Короче, я не хочу умирать дураком… Кстати, а его ты зачем сюда приволок? – Шатилов ткнул в меня пальцем.

– Опасался, что ты меня побъешь, когда расколешь, – буркнул Гиря.

– Я что же, по твоему, хулиган?! – возмутился Олег Олегович. – Ну, хорошо, пусть сидит. Рассказывай.

И Гиря начал рассказывать. Пока он рассказывал, – Шатилов сидел, откинувшись в кресле и полуприкрыв глаза. Казалось, он дремал. А когда Гиря кончил, он рывком приподнялся, схватил бутылку, налил себе полрюмки и залпом выпил. И замер, уставясь прямо перед собой.

Мы с Петром Яновичем переглянулись. Пауза затягивалась. Я уже было решил, что пора искать таблетки или даже вызывать врача, но Олег Олегович вдруг очнулся и очень внятно произнес:

– Черт меня побери!

У меня отлегло от сердца. Гиря испустил тяжкий вздох, тоже схватил бутылку, налил и выпил. Потом искоса на меня глянул и сказал:

– Присоединяйтесь, граф!

– Правильно, – сказал Шатилов, – давайте по второй.

И взялся за бутылку.

– Минуточку! – сказал я официальным тоном. – Олег Олегович, Петр Янович предоставил вам полный отчет. Теперь, как мне кажется, необходим обмен мнениями и выработка трезвого взгляда на события, – прилагательное я подчеркнул интонационно и бросил выразительный взгляд на бутылку. – Иначе мы рискуем так и не перейти из описательной плоскости в пространство принятия решений.

– А может завтра перейдем? – как-то жалобно и даже с некоторой просительной ноткой в голосе произнес Шатилов. – Ведь это же – с ума сойти!

– Нет, – сказал я твердо. – Инсульт, Олег Олегович, у вас с ходу не получился, так что давайте подумаем о будущем. Мы с Петром Яновичем не можем вас оставить наедине с этой грудой негативных фактов. Иначе я до завтра не доживу – меня Валентина съест.

Гиря крякнул, но не счел нужным что-то добавить.

– Строга? – поинтересовался Шатилов.

– Страсть! – подтвердил я.

– Знай наших!.. Как она там? Не звонит, не заходит…

– Двойню рожать собирается. Девочку и мальчика.

– Это что, еще одна байка? – сказал он подозрительно.

– Чистая правда, – сказал я.

– Черт меня побери! – снова воскликнул Шатилов. И стукнул по подлокотнику теперь уже кулаком.

– Олег, ты, кажется, начал повторяться, – осторожно заметил Гиря. – Я понимаю, что помощь нечистой силы нам не помешает, но все же… Надо как-то сосредоточиться

– Погоди, не гони! – отмахнулся Шатилов. – Все это у меня в башке не укладывается. Я ведь помню Асеева… Того. Да и этого знаю неплохо. Он не сумасшедший. Значит и комета и ящики – все это реальность.

– Ну, уж ящики-то – реальнее некуда. Валера у Бодуна торчит непрерывно, – усмехнулся Гиря. – Да ты и сам имел удовольствие один из них лицезреть.

– Звенья одной дьявольской цепи! – зловеще просипел Шатилов. А потом, словно бы только что осознал, что происходит, как-то совсем по детски спросил:

– Неужели они и взаправду улетят?

– По всему выходит что так, – Гиря отвел взгляд. – А иначе чего все это ради?

– И сколько у них всего судов?

– Думаю, от сотни до полутора сотен.

– Полутора чего?!… Господи!.. А личный сос… Людей, людей сколько?!

– Точно не известно. Но не меньше шести на каждое судно. Два пилота, штурман-навигатор, двигателист, приборист-кибернетик, врач. Это самый минимум, а Асеев летал достаточно, чтобы это понимать. Но, думаю, их существенно больше.

– Сколько, на твой взгляд?

– Тысячи две с лишком. Примерно треть – женщины.

– И они… не вернутся?

– Нет, – коротко и жестко сказал Гиря.

– Чепуха какая-то.., – растерянно сказал Шатилов. – Неужели нельзя остановить?

– Ну, почему.., – Гиря почесал нос. – Что-то можно. Например, послать крейсеры на перехват. Можно задействовать лайнеры – вот, например, у "Челленджера" специально усиленное противометеоритное вооружение… Сколько-то перехватить можно – думаю, с десяток-другой.

– И ты полагаешь, они испугаются крейсеров? Их что же из лазерных пушек обстреливать? Или на абордаж брать?!

– Да нет, я так… Ты спросил – я ответил.

Шатилов молча уставился в какую-то точку прямо перед собой. Гиря смотрел в сторону с деревянным лицом.

– И что теперь? – сказал Шатилов. – Что будем делать?

– Думать, – буркнул Гиря.

Оба они молчали довольно долго. Шатилов сидел опустив голову и кусая губы.

"Взбешен старик, – подумал я. – Кары изобретает…"

И тут я вдруг увидел, что из глаз Олега Олеговича выползли две капли. Сначала я не понял, что это такое. Но когда эти капли, прочертив две дорожки на щеках, докатились до губ, и Шатилов облизнул одну из них языком, до меня дошло: он плачет! И это плачет тот самый человек, который несет на себе груз ответственности "за перемещение любого живого существа в пределах Солнечной системы хотя бы на дециметр".

– Ты понимаешь, что произошло? Ты понимаешь?! – вдруг взорвался он. – Ведь это же наши дети – ты это понимаешь? И они нам не поверили! Ты понимаешь, до чего мы дошли? Они не поверили, что мы их поймем и поможем сделать то, что они считают нужным? А на хрена тогда мы жили?! Ведь мы когда-то сдохнем, а они останутся, и все равно сделают то, что посчитают нужным… А мы все сидели…