Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

Бодун опять хмыкнул. В процессе обмена любезностями он очень несолидно вертел головой и таращился по сторонам. В центральной рубке он бывал и раньше, но делал вид, что все тут для него внове. Асеев тоже исподволь осматривался, видимо, привыкая к обстановке.

Я подумал, что он мог бы с этим и не торопиться. Сроки-то установлены необъятные – у всех будет время привыкнуть. И будет время отвыкнуть от всего, чем они жили до сих пор. Время – это как раз то, чего у них всех будет больше чем достаточно. Примерно, вечность… С несущественными оговорками…

Когда капитан удалился, Бодун зябко передернул плечами и сказал:

– Ну, теперь, вероятно, можно расслабиться… Что-то тут у вас как-то прохладно…

– Не у нас, а у вас, – сказал я. – У нас все было в полном порядке.

– Приношу свои извинения, – сказал Асеев. – Прошу учесть, что идет передача оборудования. Вероятно, тестируют систему климатконтроля.

– Очень кстати, – перебил Бодун. – Я тут специально на этот случай припас кое что согревающее. Санкционируешь нарушение уложений?

– М-м…, – Асеев сощурил один глаз и сделал жест рукой в мою сторону. – На борту старший по должности, так что ты обратился не по адресу.

– Санкционирую, – сказал я официальным тоном.

– Тогда я сейчас!

Бодун вскочил и, чмокая магнитными подошвами, исчез в люке.

– Н-да, контингент.., – сказал Асеев, как бы в сторону.

Мы помолчали. Потом он, видимо, понял, что с моей стороны инициативы в затыкании пауз ожидать не следует, оживился и произнес:

– Мы с вами раньше не встречались, но заочно знакомы.

– Еще бы, – я усмехнулся, – ведь именно я расследовал столновение туера с "Челленжером" на лунной орбите. Я и теперь, хм.., в некотором недоумении. Любопытно было бы узнать подробности.

Асеев улыбнулся и мягко произнес.

– Вообще-то я имел в виду рекомендации Владимира Корнеевича Сомова. Что же касается того эпизода… Зачем нам ворошить прошлое? Ведь, как сказал один великий римлянин: "Случившееся уже нельзя более неслучившимся сделать". Ход времени необратим, в его пучину погружаясь следствия становятся причинами других причин, а те, стираясь о года, полнятся слухами и сгинут навсегда.

– Неужели и вы тоже лингвист! – я улыбнулся.

– Нет, я профессиональный навигатор, – Асеев скромно опустил взор и бросил косой взгляд на свой рукав, где на предплечье красовалась нашивка с золотой Андромедой. – В полете нередки ситуации, в которых скапливается значительное количество свободного времени. Приходится их заполнять размышлениями, и тут невольно обращаешься к опыту предков. А вот кто истинный лингвист, так это господин Сюняев. Виртуоз художественного слова. "В беседах с ним я проводил часы и опускался в бездны смыслов безвозвратно", – процитировал он нараспев. – Кстати, ведь он ваш тесть. И кстати, поздравляю вас с рождением сына и дочери. И склоняю голову. Кроме шуток: разнополая двойня – такое удается не каждому!

Я не нашелся что ответить. И, кажется, покраснел.

– Серьезно, – сказал он без тени улыбки на лице. – Разумеется, это биология, но ведь можно усмотреть в этом избыток тяги к жизни, заложенный уже на генетическом уровне. А источник – вы. Да и вообще, Валерий Алексеевич характеризовал вас как в высшей степени…

– Понятно, – перебил я, вспомнив наш давний разговор с Сюняевым у колонн главного корпуса. – Валерий Алексеевич предостерегал меня, но таки сам пренебрег педагогическими соображениями. – И где он это умудрился сделать?

– Валерий Алексеевич Сюняев в сопровождении Владимира Корнеевича Сомова посетил несколько судов соединения, которым я имею честь командовать. Он проинспектировал суда на предмет безопасности, сделал ряд очень полезных замечаний и лично проинструктировал экипажи. Я передал господину Сюняеву полную копию научного наследия Калуци – оригиналы, с вашего позволения, оставляю себе.

– И где же Генеральный Инспектор находится сейчас? – осведомился я.

– В настоящий момент Генеральный Инпектор отбывает на Землю вспомогательным рейдером вместе с экипажами переданных крейсеров. Вы в курсе, что крейсеры и остальные суда уже переданы в наше распоряжение?

– И более того. Мне аккуратно докладывали о готовности и предлагали санкционировать мероприятие по каждому судну в отдельности. В отношении крейсеров я это сделал с большим облегчением. Все же крейсеры – не игрушки.

Губы Асеева тронула улыбка.

– Да, – сказал он. – Наличие здесь крейсеров вносило известную неопределенность в ситуацию, и я тоже испытал некоторое облегчение.

– Сколько это еще будет продолжаться! – послышался рев из коридора, и в люке возник Бодун.

Асеев обернулся, удивленно поднял глаза и сказал:

– Ты что, белены объелся?

– Я ждал конца официоза. Теперь совсем другое дело, – пробурчал тот удовлетворенно. – А то аж в конце коридора слышно: "глубочайшую", "санкционировал", "отбыл"… Мне по секрету рассказали, что Валерий Алексеевич шнырял тут по всем нашим судам, совал нос во все дырки и вел провокационные разговоры. Он бы и дальше тут фигурировал, если бы не заполучил творческое наследие Калуци. А когда заполучил – только его и видели! На первом же подвернувшемся люггере удрал, даже скафандр по размеру не удосужился подобрать. И на все Внеземелье вещал в эфире, что ему везде жмет, а кое-где и колет.

Неожиданно в рубку, улыбаясь во весь рот и, по обыкновению, заполняя собой все доступное пространство, ввалился Эндрю Джонович. Увидев Асеева, он церемонно испросил у меня разрешение присутствовать, хотя, в сущности, уже и без всякого разрешения присутствовал с избытком. Я разрешил и представил его Асееву как своего помощника по безопасности.

– Ну и как у нас обстоят дела с безопасностью? – официально-насмешливо осведомился Асеев.

Он как-то весь подобрался, и я уловил в его лице некоторое напряжение. "Рефлекс!", – подумал я. Наверняка Асеев знал, что именно Карпентер безуспешно искал его по всему Приземелью. И наверняка между ними и раньше случались недоразумения. Наличие Эндрю Джоновича на борту всегда и везде настораживало членов экипажа. Хуже был только Сюняев – но последний был обычным стихийным бедствием, а Карпентер являлся верным признаком того, что начальство что-то пронюхало…

– Блестяще! – провозгласил Эндрю Джонович. – Ни одной подозрительной личности! Все лояльны, имеют подлинные документы и незапятнанные репутации. Сейчас принимают душ и переодеваются. Я собирался развлекать ваших дам, но мне доложили, что здесь предпринимают яд. Я тоже хочу принять участие в предприятии. И разделить участь.

Асеев расслабился и откинулся на спинку кресла.

"Еще один лингвист, черт бы их всех побрал! У этого иностранный со словарем…", – подумал я обреченно, и поинтересовался: