Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

Когда мы его разбудили, он заявил, что видел прекрасный сон с пальмами и гуриями. Бодун сказал, что это просто отлично, и что сейчас Эндрю Джонович увидит еще один сон, в котором ему приснится Глеб, и с ним можно будет поговорить.

– Глеб – это хорошо! – бормотал Карпентер, пока Бодун пристраивал присоски на его висках. – С Глебом всегда приятно разговаривать, не то что с тобой. Потому что ты – настоящий гангстер.

– Эндрю Джонович, черт бы тебя побрал, ты закроешь, наконец, глаза, или нет!? – возопил Бодун.

Эндрю Джонович послушно закрыл глаза, и через минуту его лицо расплылось в улыбке. Бодун потер ладони и удовлетворенно произнес:

– Вошли в контакт! Чего таращишься – сейчас ты его там агитируешь… – он помолчал, о чем-то задумавшись. Потом вдруг заявил: – Глеб, я от всего этого просто балдею! Недавно я обнаружил у ящика новое свойство. Вот после того, как вы меня с Куропаткиным посетили. Иногда – когда я совещался с виртуальным Гирей – сбоку возле него сидел ты и даже вставлял реплики!

– Врешь, – сказал я.

– Вот тебе крест, святой и истиный! – Бодун перекрестился. – Ей богу, честное благородное слово! Я Асеева спрашивал, он сказал, что этого никогда не было. Понимаешь? Этого не было, а теперь откуда-то взялось!

"Ребенок… Соракапятилетний ребенок, – подумал я. – Надо же так сохраниться!"

И сказал солидно:

– Разберетесь. Время будет. Вот нам бы один такой ящичек заполучить… Ты ведь обещал поставить вопрос.

– Получите, – сказал Бодун.

– Серьезно?!

– Железно. Вопрос согласован и уже решен.

В этот момент ожила бортовая система оповещения, и Асеев пригласил меня к началу церемонии смены экипажа.

Я поднялся и сказал:

– Мне пора – резвитесь тут без меня.

– Погоди, – Бодун засуетился. – Еще забуду, чего доброго.., – Он выудил откуда-то две небольшие коробочки и вручил мне. – Это – презент Гире от меня и Асеева. Скорее даже от него. Там внутри – два камешка. Отдашь Петру Яновичу лично в руки, понял? Лично и прямо в руки, понял!

– Понял, – сказал я. – Будет исполнено.

– Смотри, не подкачай! Я Асееву скажу, что подарок передал. И те две коробки с коньяком смотри не забудь. И не вздумай вскрывать – оболочки протухнут!

Когда я уходил, Карпентер все еще продолжал улыбаться и шевелить губами. И я вдруг подумал, что эти двое нашли друг-друга. И не зря Бодун суетится. Эндрю Джонович теперь всегда будет при нем. А вот Бодуна при Эндрю Джоновиче скоро не станет. Вероятно, и я при нем останусь. А вот он при мне – нет. И это – жаль…

Мы с Асеевым стояли рядом в переходном коридоре из раздевалки в спортивный зал. Сила тяжести здесь была номинальной, поэтому я, ощущая некоторое возбуждение, переминался с ноги на ногу, Асеев же стоял неподвижно и как бы прислушивался. Лицо его было бесстрастным, но глаза блестели, и я понял, что он тоже взволнован.

Я выглянул в зал. Люди стояли там и сям, группами, парами и в одиночку. Все без исключения были одеты в парадную форму, но никакой особой торжественности в их позах я не отметил. Шутили, смеялись, вероятно, рассказывали анекдоты. Один парнишка, пользуясь удобным случаем, демонстрировал группе приятелей свои способности в прыжках в длину с места. При каждом прыжке с него слетала фуражка, товарищи ловили ее на лету и с гоготом коллективно водружали на место. На глаз я не мог определить, кто из какого экипажа.

Капитан зашел в коридор, оглядел меня критическим взором, разгладил какую-то складку на плече, слегка сдвинул мне на лоб фуражку, дружески кивнул и вышел обратно в зал. Раздались отрывистые команды, послышался топот ног, как будто в зале началась какая-то игра.

Асеев сказал:

– Наш выход. Пора.

Я приосанился, но почему-то не мог сдвинуться с места. И тут Асеев улыбнулся.

– Не дрейфь, – сказал он весело. – Главное – сделано. Остались пустяки. Сейчас распишемся в бортовом журнале, потом ты, как старший на борту, скажешь напутственное слово, и можно идти обедать. Ты речь-то придумал? Ваш кэп сказал, что он тебя предупредил.

– Да, – сказал я. – Кэп меня предупредил.

– Интересно будет послушать. Будь я на твоем месте, даже не знаю, что бы я сказал…

И тут мне резко полегчало. Вероятно, потому, что я понял, какие слова следует говорить. Оставалось только не перепутать их последовательность. И я шагнул в зал.

На меня немедленно устремили взоры сотня человек. Экипажи были построены в две шеренги – одна против другой. Капитаны, стоявшие первыми в шеренгах, сделали пол-оборота и поднесли руки к козырькам. Я, вспомнив себя в зеркале, тоже поднял руку в приветствии. Позади я услышал шорох одежды, и понял, что Асеев сделал то же самое. Спустя секунду-другую мой капитан опустил глаза, и я понял, что руку следует опустить. Асеев сделал шаг и встал рядом со мной. Капитаны отделились от своих шеренг и подошли к нам. Наш капитан нес в левой руке объемистый талмуд – это был бортовой журнал "Челленжера". Сколько таких журналов я просмотрел – и не упомню, а что приходилось в них, порой, читать – ни в сказке сказать, ни пером описать. Но вот про этот конкретный бортжурнал я почти точно мог сказать, что вижу его в последний раз…

– Что ж, господа, приступим к исполнению формальностей, – деловито произнес наш капитан. – Прошу!

Он жестом указал на небольшой высокий столик, стоявший неподалеку. Мы кучно подошли к столику, наш капитан раскрыл журнал и что-то в нем написал. Следом за ним в журнале расписался второй капитан. То же самое проделал Асеев. Я был последним. На странице уже имелись три абзаца.

Первый был записан красивым четким почерком:

"Дата… Лайнер "Челленджер" передал под управление капитана Гессенберга. Капитан, подпись, Стоянов."

Второй абзац даже опытному графологу не дал бы пищи для размышлений. Написан он был почти печатными буквами, и в нем значилось:

"Дата… Лайнер "Челленджер" принял под управление у капитана Стоянова. Претензий по составу и состоянию судна не имею. Капитан, подпись, Гессенберг."

Ниже свой автограф оставил Асеев:

"Лайнер Челленджер принял в состав своей флотилии. Претензий по состоянию оборудования и комплектации груза не имею". Далее следовал энергичный росчерк и расшифровка: "Асеев".

– Я тоже должен тут расписаться? – спросил я у своего капитана.

Тот пожал плечами:

– Это не обязательно. Если сочтете необходимым. Возможно, у вас имеются какие-нибудь замечания, или рекомендации.

– У меня есть пожелание, – сказал я.

– Ну так и пишите – какие проблемы. Только дату поставьте.

И я написал:

"Дата… Ребята, от всей души желаю вам на этом замечательном корабле открыть еще одну Землю! Подпись. Кукса."

Асеев следил за тем, что я пишу через плечо. Когда я кончил и расписался, он хлопнул меня по плечу и сказал весело: