Александр Полещук - Звездный человек

— Сначала просмотрим на экране катодного осциллографа… Нужно, хотя бы на глаз, определить высокие частоты, если они вообще будут наблюдаться… Начнем?

В середине молочно-белого экрана затеплилась зеленая точка, потом она стала ходить справа налево, справа налево, все быстрее и быстрее, пока ее след слился в сплошную линию.

Семен Константинович, помощник Евгения Леоновича, поднес микрофон ко рту больного.

На экране мелькнули и погасли изогнутые линии.

— Прикиньте частоту, — сказал Евгений Леонович. Бегущие по экрану синусоидальные кривые сменялись то частоколом высоких частот, то более плавными кривыми, и в эти мгновения слышался тонкий свист, исходящий от больного.

— Прикинуть?… — Семен Константинович стал на одно колено, близоруко всмотрелся в положение рукояток управления на передней панели осциллографа. — Развертка у нас десять тысяч колебаний в секунду, синхронизация отключена… Следовательно, от десяти до… да, до пятидесяти тысяч герц. Попробуем записать?

Евгений Леонович разволновался… Давно уже его слишком откровенное стяжательство, популярные брошюрки, многочисленные лекции на темы, в которых он не был специалистом, бросали на него нежелательную тень. Один раз он услышал разговор: «Очень уж Евгений Леонович увлекается денежными делами… Последняя его брошюрка ни по методу изложения, ни по содержанию не нова. К чему писать?…»

И вот сейчас «мелочи», лежащие на его пути в академию, могли быть «сняты», побеждены… Перед ним было настоящее, большое открытие. «Михантьев не дурак, нюх у него собачий!» — думал Евгений Леонович.

— Отключайте, Семен Константинович, все шлейфы, кроме одного, и давайте записывать, скорее записывать!.. И в журналы, и в журналы… В «Журнал экспериментальной и теоретической физики», в «Журнал физиологической акустики», в «Акустический журнал», в журнал «Биофизика»… — Евгений Леонович долго еще шепотом перечислял названия журналов, потирая руки.

— Ну как? — спросил неожиданно вошедший Борис Федорович. — Есть что-нибудь?

— Пока ничего, — грустно ответил Евгений Леонович, опустив глаза, — надеемся, надеемся…

В то время как в своей фотолаборатории Евгений Леонович нетерпеливо просматривал еще мокрую пленку с заснятыми кривыми, Дмитрий Дмитриевич и Коля стояли в вестибюле клиники. Их лица вытянулись от огорчения, когда санитарка сказала:

— Зря ходите. Насчет научных работ семнадцатая, палата уже обеспечена. Приказано никого не пускать.

— Как? Мне говорил Борис Федорович… У вас есть такой профессор?

— А я знать ничего не знаю! Там уже были с большими чемоданами. Побольше вашего. — Санитарка указала на магнитофон, который держал Коля. — Говорят, что больного просто замучили…

— С большими чемоданами? — спросил Дмитрий Дмитриевич. — Какого цвета?

— Черные. Один ящик на телевизор похож.

— А где экран? С какой стороны экран?

— Экран? Это окошечко?

— Да, да, окошечко, допустим. Где оно было?

— Вот тут. — Санитарка показала на Колином магнитофоне, где был экран.

— С торца! — сказал Дмитрий Дмитриевич. Он зажмурился, лицо его покрылось лучиками морщинок. — Это осциллограф!

— Так что, товарищи, идите подобру-поздорову… Молодой человек! — обратилась санитарка к Коле. — Молодой человек! Ишь какой шустрый, прямо так и вперед! Не лезь, не лезь, и нехорошо так! И без халата совсем нельзя! А вас и с халатом нельзя!

— Послушайте… — начал Дмитрий Дмитриевич. — Он ведь нам сказал, чтобы мы еще раз пришли…

— Ой, ну что вы со мной говорите? Мне Борис Федорович наказал: кто бы ни приходил — не пускать. В другой раз придете, выздоровеет больной-то — и придете.

Санитарка ушла.

— Н-да, — сказал Дмитрий Дмитриевич и коротко рассмеялся.

— Чему вы смеетесь? — спросил Коля.

— Пока я тебе верил и не верил, сомневался, расспрашивал, кто-то уже начал работать… Да и мудрено ли? Все! Пойдем домой!

— Идите, я здесь еще побуду…

— Что здесь делать-то?… А жаль! Я уже настроился, совсем настроился…

— А я не хочу прощаться. Я его хочу видеть, этого Человека, и увижу! Я хочу научиться говорить на его языке, расспросить его хочу. Он мой, этот Человек!

— Ну, ты совсем, Коля… Что ты, ультразвуком говорить думаешь? Пойдем… — Дмитрий Дмитриевич на минуту задумался. — Конечно, могли бы еще раз записать, но, видишь ли, более крупные, а главное — более черные ящики пошли в ход; наше дело пятое. Прощай! Да, Коля, ты будешь поступать в институт… Может быть, тебе будет нужен мой совет — я тебе всегда рад. Да, еще ты радиотехникой занимаешься, так у меня есть много разрозненных деталей, может, тебе пригодятся…

Дмитрий Дмитриевич ушел. Коля поставил магнитофон на пол и сел на него, положив голову на руки. В вестибюле было прохладно, и Коля незаметно задремал. Ему казалось, что все звуки приходят откуда-то из бесконечной глубины.

— Вы, голубушка, из какой палаты? — услышал вдруг он.

— Я? Из семнадцатой. Спасибо вам за халат.

Коля встрепенулся. Высокая девушка протягивала халат санитарке. Колино внимание привлекла брошь в виде большой черной коровы. «Девушка с коровой!» — подумал Коля. Он подумал также, что, судя по броши, у этой девушки нет совершенно никакого вкуса, что хотя она и девушка, но гораздо крупнее его, Коли. Затем что-то, пока неосознанное, заставило его окончательно очнуться от дремоты. «Семнадцатая палата! В семнадцатой палате лежит мой Человек!» Санитарка только что сказала: «Семнадцатая палата научной работой обеспечена!»

Коля был уже на ногах. Девушка приводила в порядок свои сумки с банками и свертки.

— Я помогу вам, — сказал Коля, дотрагиваясь до одной сумки.

— Спасибо, — ответила девушка. — Пожалуйста.

Коля схватил сумку за ручки. Девушка, мельком взглянув на него, собрала посуду и, поблагодарив, пошла к выходу.

— Послушайте, — крикнул Коля. Он подхватил магнитофон, бросился за ней. — Послушайте! Вы мне очень нужны…

Они вышли из клиники вместе.

— Так я слушаю вас, — сказала девушка. Коля хотел сказать правду, но так сразу, на ходу, было трудно объяснить. Он замялся…

— Мне… вы… нравитесь… — Коля почувствовал, что его уши вспыхнули, он был готов немедленно провалиться сквозь землю, и, самое ужасное, где-то в глубине души шевельнулось: «А ведь ты сказал правду».

Девушка повернулась, внимательно посмотрела на Колю. Коля совсем смешался и уставился на брошь: он неожиданно обнаружил, что черная корова имела белую морду.

— Ах вот как! — немного подумав, сказала девушка. — Тогда… тогда несите и эту сумку.

Коля покорно взял вторую сумку, и некоторое время они шли молча.

Идти было страшно неудобно: две сумки и магнитофон.