Владимир Ильин - Мне тебя так не хватает!

В общем, полаялись и расстались, дуясь друг на друга. Как в старые добрые времена. Только с той разницей, что теперь остановить Олю мать была не в силах.

На улице было хорошо. Сияло солнце, дул свежий ветерок, по небу плыли большие белые облака, зеленели деревья, пахло весенней сыростью от недавно политых дорог.

Сгоряча Оля проскочила несколько кварталов пешком, прежде чем сообразила, что на своих двоих далеко не уйдешь.

Но оказавшись в автобусе, она решила изменить свои планы.

Ни на какие занятия в тот день она не пошла.

Вместо этого она отправилась туда, куда должна была явиться еще вчера.

Там ее не ждали. Но совсем не поэтому человек, разговаривавший с ней, держался сухо и с подчеркнутой официальностью. Видимо, в его глазах она была преступницей.

И это было бы справедливо, если бы не одно "но".

Однако Оля не стала оправдываться.

Она спокойно выдержала лаконичную официальную церемонию, не дрогнув ни единой жилкой на лице, подписала все необходимые бумаги и, не оглядываясь и не прощаясь, ушла.

Кто-то из присутствовавших на церемонии женщин тихо, но отчетливо прошипел ей в спину:

– Вот с-сучка, даже букетик цветов не могла купить!..

Оля сделала вид, что не слышит.

Оказавшись на улице, в толпе прохожих, она не удержалась и позвонила домой.

И с облегчением услышала тревожный голос матери:

– Оля, откуда ты звонишь? Случилось что-нибудь?

Врать больше не хотелось, и Оля, пробормотав что-то невразумительное, нажала кнопку отключения.

Ей повезло: Гордон Борисович оказался на месте. Более того, сегодня у него не оказалось посетителей, хотя раньше Оле приходилось терять уйму времени в очередях в коридоре Агентства.

Как ни странно, Гордон Борисович еще не забыл ее. Лицо его растянулось в резиновой улыбке, и, усадив девушку на неудобное кресло на высоких ножках, смахивающее на табурет у стойки бара, он с преувеличенным вниманием осведомился:

– Какие-нибудь проблемы, Ольга Фальковна?

– Да нет, – тихо сказала Оля. – Пока всё нормально. Я просто хотела с вами поговорить…

– Так-так, – сказал Гордон Борисович, откидываясь на спинку своего низенького, словно игрушечным стульчика. – И что же конкретно вас беспокоит?

Вылитый врач, имеющий дело с мнительным больным, который уверен, что его дни сочтены, потому что он страдает бессонницей и потерей аппетита.

– А можно, сначала я вас кое о чем спрошу? – с вызовом спросила Оля.

Человек напротив нее всем своим видом дал понять, что, конечно же, можно, нет проблем, только покороче и по существу…

– Моя мама… – начала Оля и запнулась. – Она всегда будет такой?

– Какой – такой? – склонил набок голову Гордон Борисович.

– Ну, как бы мне вам объяснить?.. Конечно, то, что вы сделали, просто невероятно. Если бы я не знала, в чем дело, то никогда бы не заподозрила… Но я считала, что она… что вы… ну, в общем, что есть какие-то ограничения, а она… она может даже то, что я и не предполагала…

– Понятно, – прервал Олю Гордон Борисович, сгоняя с лица улыбку доктора Айболита и становясь похожим на инженера, обсуждающего с коллегой чертежи нового изделия. – Ваша… ваша мама сделала нечто такое, что не вяжется с вашими представлениями о ней?

Стараясь говорить как можно лаконичнее и суше, чтобы быть достойной статуса коллеги инженера, Оля рассказала об утреннем походе матери в магазин.

Она думала, что Гордон Борисович не поверит ей, но он лишь усмехнулся:

– Ну и прекрасно!.. Вы, наверное, просто забыли, Ольга Фальковна… кстати, вы не против, если я буду называть вас просто Оля?.. – (Оля только кивнула). – Я ведь предупреждал вас, что она будет способна на многое… В том числе – и на подобные трюки. Это означает, что период адаптации к новым условиям завершается, и система начинает самоусовершенствоваться. Ничего страшного я в этом не вижу.

– Да, но… каким образом это происходит? – растерянно спросила Оля. – Она что – действительно может выйти из квартиры?

– Разумеется, нет. Не хочу забивать вашу прелестную головку ненужными техническими подробностями, но поверьте мне на слово: система привязана к месту установки базового блока. Однако сама она будет считать, что ничем не отличается от всех прочих людей. И, кстати говоря, у нее будут на то все основания. Потому что ее память всегда легко изменить в нужном направлении. Скажу вам больше: скоро она сможет обращаться с предметами так же, как и вы. Разумеется, не с вашими, а с теми, которые существуют в ЕЕ мире…

– Это уже произошло, – с трудом выговорила Оля. – Из магазина она принесла хлеб…

– Что ж, поздравляю, – сверкнул улыбкой Гордон Борисович. – Вам действительно повезло. У других наших клиентов бывает гораздо больше проблем, чем мы пока имеем в вашем случае, Оля.

– Скажите, Гордон Борисович, а почему ей нельзя сказать правду?

Собеседник Оли тяжко вздохнул и скрестил руки на груди.

– Оленька, по-моему, вы совершаете одну весьма распространенную ошибку. Отчасти в этом и моя вина – значит, я вам плохо разъяснил перед заключением договора, в чем тут собака зарыта… Проблема заключается в том, что вы… я сейчас имею в виду не только вас, Оля, а наших клиентов в целом… вы относитесь к ним, как к игрушкам. Как к этаким тамагочи в натуральную величину, призванным утешать, поддерживать и развлекать вас. А они – вовсе не игрушки. Вы должны осознать, что речь идет о таких же людях, как мы с вами. И, по большому счету, возможно, так оно и есть. Ведь, в сущности, что есть человек? Совокупность реакций на раздражения внешней среды. Плюс осознание своего "Я". Все остальное не имеет особого значения. Так вот, у наших систем есть самосознание, Оля, и это – самое главное. Это то, что делает их людьми. Вот почему нельзя с ними обращаться, как с куклами Барби. И если вы скажете им правду… хотя, конечно, кое-какая психологическая защита там предусмотрена, но всё зависит от конкретной личности. И от степени правды, которой вы намерены их осчастливить… Правда – это хорошо, Оля, но в вашем случае это – оружие, которым вы можете убить свою маму.

Оля, наконец, вспомнила тот главный вопрос, из-за которого она и пришла сюда.

– Скажите, Гордон Борисович, а если это все-таки случится? Ну, мало ли… предположим, если она сама всё поймет… Как тогда быть? Можно ли будет что-то исправить, или восстановить?

– Нет. Нельзя. Категорически.

– Но почему? Неужели все дело только в технике?

– Если бы, – покачал головой Гордон Борисович. – Как раз в технике мы уверены на все сто… Однако есть особый закон, которым мы связаны по рукам и ногам. И там четко и ясно сказано: Агентство имеет право заключить лишь один договор с одним и тем же физическим лицом. И договор этот перезаключить нельзя. Поэтому советую вам быть осторожнее. В конце концов, помимо материального ущерба, вы получите еще и психологический удар…