Владимир Ильин - Самые странные существа

– Ты обедал? – традиционно осведомилась жена, ставя хозяйственные сумки и пакеты на пол в прихожей.

– "Одним из категориальных признаков имманентных вокативов является компликативность их конструктирующих отношений",- вместо ответа процитировал Шенкурцев, взяв наугад один из исписанных листов.

– Чушь какая-то, – сказала жена и сразу отправилась на кухню. – Ум-то за разум еще не заходит?

– Что есть, то есть, – согласился Шенкурцев и тут вспомнил о ночном Голосе.

Дальше получилась какая-то ерунда. Шенкурцев просто-напросто хотел с присущим ему юмором изложить жене суть своих ночных галлюцинаций, но у него ничего не вышло. Это было и точности так, как гласит народное выражение: "Язык не поворачивается сказать".,. В буквальном смысле. Некоторое время Шенкурцев сидел, ошарашенно открыв рот, потом повторил попытку. На этот раз язык ему подчинился, но лишь для того, чтобы поведать супруге довольно-таки бородатый, с непристойным подтекстом анекдот.

– Постыдился бы, при ребенке-то, – с укором сказала жена и сердито громыхнула кастрюлями. – Совсем уже спятил от своей науки!

– А я уже слышала этот анекдот, – объявила дочь. – Нам его Витька Поляков из соседней группы еще прошлой осенью рассказывал!..

Но это были еще цветочки.

За ужином, пока Шенкурцев ковырял вилкой в скользких, а потому неуловимых макаронах, пытаясь при помощи логики и здравого смысла – хотя и то, и другое в данном случае были бесполезны – разобраться в том, что происходит, жена рассказала о том ужасном столкновении поездов, сообщение о котором, по ее словам, передавали днем по радио. Был немедленно включен репродуктор кухонной радиоточки, но оказалось, что поздно, потому что диктор уже говорил траурным голосом:

– …выражают соболезнование родным и близким погибших. Для расследования причин железнодорожной катастрофы создана государственная комиссия, – тут диктор сделал многозначительную паузу, а затем бодрым голосом возвестил: – А теперь-международные темы…

Шенкурцев выключил радио и обалдело воззрился на жену.

– 3-значит, это п-правда, – заикаясь, выдавил он.

– Мама, а почему говорят: "Белый, как стена"? – спросила дочь. – Ведь стена может быть любого цвета. Вот у нас в садике стены зеленые…

Так Шенкурцев убедился в том, что Голос не является ни галлюцинацией, ни чьим-то изощренным розыгрышем. В самом деле, не могли же шутники, если речь шла о шутке, в качестве доказательства устроить железнодорожную катастрофу со многими человеческими жертвами!.. Оставалось допустить, что пришельцы (а такой Голос мог принадлежать только инопланетным посланникам) действительно "умеют знать будущее", выражаясь их же словами. Правда, отсюда вовсе не вытекал вывод о том, что они на самом деле знают судьбу каждого человека в отдельности. И уж тем более это не означало, что будущее фатально неизбежно. Ведь штампы типа "человек – хозяин своей судьбы", "будущее зависит только от нас" крепко-накрепко усвоены с детства каждым из нас…

А посему наш герой бодрости духа не утратил и для начала решил пройти полный курс медицинского обследования. На это у него ушло без малого два месяца. Все это время его прослушивали стетоскопами и, так сказать, "невооруженным ухом", просвечивали рентгеновскими лучами, мяли и щупали холодными профессиональными пальцами, с помощью различных приборов искали и никак не могли найти признаки неизлечимых недугов люди в белых халатах. За огромные деньги Шенкурцев даже побывал на сеансах наиболее известных отечественных и заморских экстрасенсов… Результаты были нулевыми. Никто из эскулапов не обнаружил в Шенкурцеве симптомов СПИДа, рака, туберкулеза или прочих заболеваний серьезнее дырки в коренном зубе или хронического кашля курильщика.

Параллельно с этим Шенкурцев не оставлял попыток прорваться через блокаду мутизма, рассказать хоть кому-то о пророчестве Голоса. Для этого он испробовал все известные ему устные и письменные способы коммуникации. Результат был неизменно удручающим. Стоило Шенкурцеву открыть рот, чтобы поведать о контакте с пришельцами, как либо наступал временный паралич его речевого аппарата, либо произносилось совсем не то, что он хотел сказать, – чаще всего какие-нибудь бессмысленные, дремучие непристойности – и Шенкурцев оказывался тогда в дурацком положении отъявленного циника и пошляка… Когда же он брался за письменные принадлежности, чтобы изобразить что-нибудь вроде ахматовского "мне Голос был…", то на бумаге или появлялись замысловатые загогулины, или же следовал совершенно бессмысленный текст, навязчивый, как бред параноика…

В связи с этим Шенкурцев особо уповал на обследование у психиатра. Правда, возможная перспектива быть упрятанным в пресловутый "желтый дом" с диагнозом шизофрении не могла радовать, но разве была лучше фатальность предстоящей скоропостижной кончины?

Как обычно, профессор-психиатр начал с того, что осведомился, имели ли место у пациента головные боли, черепно-мозговые травмы в детстве и алкоголики среди ближайших предков до пятого колена. Потом профессор вкрадчиво выпытывал у Шенкурцева, что общего между карандашом и калошами, есть ли жизнь на Луне и как пациент относится к желтым троллейбусам. В заключении консультации он – с некоторым разочарованием – констатировал перенапряжение сил и рекомендовал отдохнуть в течение двух-трех недель. Этим все и закончилось.

Таким образом наш герой убедился в том, что здоров, но облегчения ему этот вывод не принес. Потому что получалось, что меньше чем через год он не умрет своей смертью – возможно даже, в привычной домашней обстановке, – а погибнет…

Шенкурцев еще пытался доказывать себе, что все это – ерунда, что в мире нет ничего фатально-неизбежного и что должно же у каждого быть право на коррекцию своей судьбы… Но в то же время, когда он начинал думать на эту тему, сердце предательски екало, спину обдавало холодом, руки начинали дрожать, а в голову лезли всякие дурацкие поговорки типа "От судьбы не уйдешь", "Кому на роду что написано – то и сбудется"… Как всякий нормальный человек Шенкурцев боялся вида крови и мыслей о собственной смерти.

А тут еще вокруг него стали твориться странные вещи, на которые раньше он не обратил бы внимания, но которые отныне были наполнены зловещим смыслом.

…Как-то раз жена сообщила, что хотела купить ему зимние сапоги, но в последний момент почему-то передумала. Почему, спросил Шенкурцев, а она замялась, виновато отводя глаза в сторону, а потом туманно выразилась в том смысле, что нельзя, мол, загадывать заранее, что до зимы далеко, а там видно будет…

…В другой раз Шенкурцев открыл "Вечерку" на последней странице, в рубрике "Некрологи" ему сразу бросилась в глаза его собственная фамилия в траурной рамке. Сердце куда-то провалилось, а потом он разглядел, что имя и отчество покойного, набранные шрифтом поменьше, – не его.