Нина Катерли - Сказание о Громушкиных

Так прошла зима. Зима в Израиле неприятная, дождливая, и в домах холодно – у многих даже отопление не предусмотрено. У Виктора с Мариной, конечно, тепло – кондиционер летом гоняет холодный воздух, а зимой теплый. Но эти их мраморные полы… Да и на улице как-то зябко. Одно хорошо – короткая тут зима. Вот уже и март, за ним апрель.

Виктор прилетел в Петербург вечером 25 апреля. В Израиле день был жаркий, солнечный, а тут холодный ветер, и с неба что-то сеяло – не то дождь, не то снег. А хорошо! Соскучился Виктор по питерской погоде.

Встретили родители, и он ахнул, увидев, как изменился отец. Даже не в том дело, что как-то особенно постарел, – погас. Глаза, как у больной собаки, рот кривится, волос совсем не осталось. Мать – та молодцом, только во взгляде – тревога, хоть и старается изо всех сил казаться веселой и бодрой. Волнуется за отца, это ясно.

Расстроились, почему один, собирались ведь приехать с Мариной вместе. Пришлось объяснять, что за три дня до вылета старики Гурвичи вдруг объявили, что переселяются в хостель. Срочно – там освободилась квартира, какую они хотели, будешь тянуть – упустишь. Обсуждать и доказывать, что рано им еще ехать в эту богадельню – пустой номер. Дядя Изя уперся, он же, известное дело, все знает лучше всех. Переезжать – и все! Да ладно бы еще хостель этот был в Иерусалиме, нет, ему понадобилось в Хайфу – там, видишь ли, живут Левковичи, очень хвалят: прямо не хостель, а гостиница пять звезд. Гурвичи съездили, все осмотрели, но тогда квартир не было, а теперь вот есть. И – вынь-положь! А кто будет помогать собираться?

Витек, проклиная про себя тестя с тещей, уже решил сдать оба билета, жена отговорила – она останется, нечего им особенно собирать, там все есть, возьмут только самые любимые вещи, одежду, посуду. Справится, друзья помогут. У нее там уже завелись друзья – познакомилась на курсах иврита. А Витьку велела лететь к старикам в Россию – "ты только представь, какое для них будет разочарование, если не приедешь сейчас. Небось, ждут – не дождутся".

Накупили подарков. Полетел.

Пока ехали из аэропорта, Витек рассказывал о своих делах, о Марине, о Гурвичах с их хостелем.

– Хостель? – ужаснулась мать. – Это что, вроде нашего хосписа? Значит…

Успокоил, объяснил. Потом говорили о Юльке с пацаном – родители сразу расцвели. Он теперь целыми днями у них, Юля много работает. Витек спросил, как идет перестройка дачи. И заодно – не тронули ли старую елку. Спросил и замер – а ну как отец велел ее срубить и корни выкорчевать. Слава Богу, до этого не дошло. И вообще строительство, видно, шло кое-как, отец обсуждать эту тему не хотел, начал сам задавать вопросы – как там в Израиле? Что с торговлей? Не боится ли сын террористических актов? Что ответишь. Уже привык не бояться. Тут, как судьба. Кому суждено быть повешенным, тот – сами знаете…

Потом, уже дома, мать потихоньку сказала, что старый Громушкин к строительству нового дома тоже потерял интерес. Да и денег жалеет – вдруг опять дефолт?

– Так и нужно вкладывать в недвижимость! – сказал Витек. – А на сберкнижке или в чулке, если дефолт – все точно пропадет.

– Нет, он в долларах держит.

Через два дня съездили все вместе на дачу, там разруха – что-то начато, да не кончено, словом, жить зимой нельзя. Витек зашел в гараж – стоит Машина, заботливо укрытая брезентом. Отправился на ней туда, в конец позапрошлого века, где маленькая елочка, а под ней – его захоронка. Привез всю коробку домой. Маринкины криминальные бумажки выкинул – все это, она говорила, уже опубликовано, чего хранить? Часть долларов отдал отцу – на строительство, И вообще – чтоб не волновался, что на старости лет останется без копейки. Старик обрадовался, благодарил.

Следующие несколько дней ушли на собственные дела. Кроме вечеров – по вечерам общался с Юлькой и Мишей, те ему – про свои ученые успехи. Он с племянником на коленях слушает вполуха, сам думает, что теперь предпринять. Партнер так называемый, директор магазина, на которого все оставил, кому доверял, все развалил, объяснить, на что ушли деньги, толком не может, врет, что библиофилов, мол, и здесь не осталось. Интересно, куда они все подевались? Известно же, что полно богатых, а им любой антиквариат нужен – хоть мебель, хоть картины, а хоть и книги. Изматерил этого козла, а толку? Обещал выгнать к такой-то матери, но опять же надо решать, кого на его место. Вот пошел бы отец… Назвали бы фирму "ООО Громушкин и сын", красиво, солидно. Предложил. Куда там! Ни в какую: устал, это одно, а второе – ничего, дескать, не понимает в книжном деле. Черт-те что. Пока суд да дело, обошел несколько издательств, узнал, где что выпускают из современного, договорился о поставках, о способе оплаты – и книг, и пересылки… А магазин здешний, выходит, продавать?.. Если не найти человечка, на кого оставить. Приходила в голову шальная мысль – жить полгода в Израиле, полгода здесь. И самому всем управлять. Так ведь Марина на такое не согласится… В общем, тут думать и думать. Но главное все-таки решить, что делать со стариками. Отец в плохом состоянии, даже похуже, чем на первый взгляд показалось. Глаза на мокром месте, задыхается, а сам курит. И ведь не бросит, не уговоришь. Целый день сидит перед телевизором и ругает власть или смотрит идиотские сериалы. Про что – не важно, лишь бы время убить. Мать в отчаянии, а что она может? Витек не один раз предлагал забрать их в Израиль, все-таки он будет рядом. Опять же – новые впечатления… Отец – ни за что.

– Хочешь нас сдать в этот хоспис, где Гурвичи?

И опять Витек объясняет, что хостель – не хоспис, и что их он в любом случае никуда не сдаст, будут вместе жить. А папаша:

– У меня, между прочим, тут дочь и внук. И брось эту болтовню. Мне в твоем еврейском царстве делать нечего… господин Гурвич.

Тьфу ты!

Мотаясь по городу в поисках нужных книг, просто гуляя – благо погода исправилась и пришла светлая питерская весна, Виктор часто думал, что зря уехал, надо было уговорить Марину остаться. В Израиле, конечно, неплохо, но для него все-таки главным всегда было его дело, коммерция. А там с этим – не клеится, и будет ли лучше? А еще – родители. Очень тревожило состояние отца. Вот ведь не был он никогда примерным сыном, сам это знал, а увидел старика в аэропорту, и с тех пор сосет что-то в душе, и мысли такие лезут в голову, страшно делается… В Израиль он не поедет, это точно. Здесь ему делать тоже нечего, что за жизнь сидеть у телевизора и ждать, пока совсем не одряхлеет, а то и… Надо что-то менять кардинально. А что?

Как-то вечером пошел к сестре, устроили втроем семейный совет: Витек и Юлия с мужем.

Михаил и говорит нерешительно:

– Может, это и бред, но я вот подумал – если нельзя переместить ваших стариков в другое место, так сказать, в пространстве…