Нина Катерли - Сказание о Громушкиных

Витек стал теперь богатым человеком. Ящик коньяку художникам он, конечно, проставил, но на это ушли – смешно подумать! – гроши по сравнению с тем, чем он теперь владел. А денежки, между прочим, мертвым грузом лежать не должны, особенно наши, которые кое-кто уже начал называть деревянными – в отличие от зеленых. То, что деньги надо пускать в дело, это он еще от отца усвоил. Главное, никаких инструкций старший Громушкин сыну не давал, а точно в атмосфере домашней это было разлито. Или – гены? Черт знает, не в том суть, обдумывать такие бесполезные вещи Витя не любил. Он думал о том, как распорядиться тем, что приобрел. И додумался до одного плана. Только осуществить его было не просто – это вам не чертом по церквям лазить! Да и вообще бегать от собак ему очень не понравилось. Нет, все должно быть законно, надо только шариками-роликами в башке хорошенько пошевелить.

Слышал Витек от своих приятелей-коммерсантов, что сейчас в большом ходу старинные книги, коллекционеры-библиофилы удавиться готовы за них. А где берут? Да у всяких выживших из ума, к тому же ставших, выйдя не пенсию, нищими, профессоров, вроде соседа, с чьим сыном дружит сестра. Те, оказавшись на мели, продают старые книжки недорого. А можно, если старик одинокий или, еще лучше, его вдова, которой книги эти нужны, как зонтик рыбке, подольститься, войти в доверие, помочь, если надо, – подкинуть, там, продуктов, лекарство достать дефицитное, да мало ли что. Так вот, в этом случае можно добиться, что тебе отпишут все имущество – и книги, и мебель антикварную, и посуду. А это все идет за хорошие денежки, Гурвич как раз недавно говорил, что в своем магазине продает, в основном, антиквариат. И очень, очень неплохо идет.

Таскаться по старым пням и лизать им задницы – такое Витьку было не по нраву. Но приходилось, куда денешься? А пока у него зрела другая идея. Правда, ее воплощение требовало большой предварительной работы – ничего, зато потом все пойдет, как по маслу.

И Витя взялся за подготовку. Однако отняла она у него не год и не два, многое надо было узнать, усыпить бдительность папаши, дождавшись, когда он привыкнет к Машине и охладеет, разобраться как следует в ее устройстве, да и своих дел тут хватало. Короче, Витек не торопился.

Стояла зима восемьдесят четвертого. Морозы. Родители на дачу не ездили. А Витек использовал любой свободный момент, чтобы отправиться туда, забраться в Машину и изучать ее во всех подробностях. "Не может быть, полагал он, чтобы изобретатель, создавший такую замечательную вещь, предусмотрел всего одну ее способность – переноситься во времени только на сто лет назад и возвращаться обратно. Или, что использовал, кажется, папаня, топтаться в нашем времени, двигаясь на год или пять взад-вперед. Вон сколько еще разных кнопок. И рубильник зачем-то…

Ну, рубильник трогать Витя пока не стал – не дай Бог, вырубит Машину вообще, черт его знает, для чего он. А вот кнопочки исследовать стоит. Осторожно, не давить на каждую, точно звонишь в квартиру, там полно гостей, а тебе не открывают, глухни! Трогать потихонечку, отмечать, что получится. И записывать в блокнот. А как же! Научный должен быть подход, не жучки насрали.

На изучение способностей агрегата и ушла вся зима. Ездить на дачу каждый день Витя не мог, работал. От папаши уволился, но без официальной работы с записью в трудовой книжке не проживешь, посадят за тунеядство. Вот и напросился продавцом к Гурвичу в его комиссионный. Тот взял будущего (как он надеялся) зятя и сына друзей без разговоров. Витя работал честно – не своих же обманывать! К тому же учился. И в антиквариате теперь сек – будь здоров. Гурвич даже перевел его вскоре в оценщики, повысил.

Ну, а на дачу он ездил на выходные, "кататься на лыжах". Иногда брал сестру, которая про Машину знала, иногда даже вместе с Мариной – той никакого дела не было, чем занят Витек в гараже, наслаждалась природой, свежим воздухом. А если, может, и возникали у нее вопросы, так она их задавать не пыталась. Из принципа, конспираторша. Зато Юлька вечно лезет в каждую дырку! Все ей надо знать – на какую кнопку когда нажать да сколько времени ждать, чтобы попасть в нужное время. Витек, бывало, спросит:

– Тебе-то зачем? Куда собралась? Да кто тебе позволит?

Смеется:

– Это я так, для общего развития.

Ладно, развивайся, настырная ты наша.

К следующей осени Витек уже знал Машину, как свои пять пальцев, мог по желанию перенестись в любое время с точностью до одного-двух дней. Тут важным оказалось еще сколько секунд давишь на кнопку. И Витя даже график для себя составил – столько-то секунд – такое-то число заданного года.

Нужно было переходить ко второму этапу, ликвидировать свою историческую и литературную безграмотность. А иначе как узнаешь, какой писатель когда и где жил, когда что написал, где эти книжки продавали, и все прочее. Заодно, приходя в гости к соседу-профессору, где Юля-Джуди с приятелем Мишкой могли дать по разным поводам весьма полезные советы – оба уже учились на первом курсе истфака, – Витек изучал старые книги, особенно которые с картинками, где видно, как люди одевались хотя бы в пушкинское время. А начать решил именно с великого поэта. Уж за его-то изданные при жизни книги, поди, заплатят по полной.

Юле нравилась любознательность брата, хотя и мелькали у нее разные догадки, ни о чем не спрашивала, без слова находила для него нужную литературу, объяснила, что книги Пушкина уж точно продавались в лавке Смирдина на Невском, дала прочесть биографию поэта, самую простенькую, для школьников. Витя все мотал на ус, а что и записывал.

Параллельно восстановил знакомство с маминой старой приятельницей, костюмершей, носил ей тортики к чаю, старуха млела. А просить у нее он пока ничего не просил – не время.

Еще когда возился с Машиной, не вполне ее освоив, произошел один инцидент. Занесло Витю в двадцатые годы нынешнего столетия, куда он вовсе не рвался. Дело было под вечер, стемнело, и на фоне черного неба он увидал языки пламени. Полыхало – будь здоров! И как раз в той стороне, где стояло некогда село и церковь, которую Витя однажды навестил. Он подумал, что, судя по всему, там пустили "красного петуха", да не крестьяне, а большевики, которые церковь-то уж точно не пощадили. Так что нет ее больше. И старикана того… И от этой мысли Вите почему-то стало легче на сердце.

Ему не нравилась бумажка, приклеенная к стене Машины, где было сказано о "нежелательных контактах с аборигенами". Без контактов его план летел к чертям. Но потом перечитал бумажку и решил, что "запрещены" и "нежелательны" – две большие разницы. Можно и пренебречь, ради полезного дела, это папаня вечно страхуется.

Следующей проблемой было добраться от дачного поселка до Петербурга, железной-то дороги при Пушкине еще не было, и такси не вызовешь. Даже извозчика.