Салман Рушди - Гримус

Пески времени текут к новому Истоку.

— Потрясающе, — отозвался Взлетающий Орел.

— Вы в самом деле так считаете? Да, да, да: это так и есть, стоит только вдуматься. Пожилая тетушка на свадьбе подыскивает слова, способные нарисовать несущую мудрость и пронизанную идеей перспективу. Она может использовать эту фразу на церемонии венчания, и празднество тотчас приобретет новый, углубленный смысл. Та же тетушка готовит на кухне сверхобильный обед; она произносит ту же фразу — с оттенком стоицизма — и тем самым два разъединенных доселе события немедленно увязываются в одно. Таким вот образом философия универсальных цитат позволяет нам ощущать неразрывность и взаимосвязь жизни. Мы видим, что и свадьба и суета на кухне имеют один и тот же преходящий смысл. Цитата помогает нам верно осветить оба события.

— Удивительно, — проговорил Взлетающий Орел.

— Дорогой вы мой, дорогой вы мой, дорогой вы мой, — заторопился Игнатиус Грибб. — Теперь я уверен, что мы обязательно станем друзьями. Очень хорошими друзьями. Вы понравитесь Черкасову, не сомневайтесь. Я так вас ему рекомендую, что о противном и думать не стоит.

— Насколько я понял, — решился высказаться Взлетающий Орел, — неприятности могут возникнуть из-за предмета моего основного интереса.

— Ох, — взмахнул ручками Игнатиус, — какая ерунда. Черкасов очень терпим.

— Но люди в «Эльбе» отнеслись к моим словам настороженно.

Грибб насмешливо хмыкнул.

— Так, так, так, так, — затараторил затем он. — О чем же идет речь, смею спросить? Что это за преступный предмет вашей заинтересованности?

— Гримус, — просто ответил Взлетающий Орел.

Грибб молча опустился на стул. Древние часы отсчитали несколько десятков секунд. Под потолком у лампы с подозрительным жужжанием кружилась муха.

— Эльфрида что-то такое мне говорила, — снова подал голос Грибб. — Но тем не менее. Вам не стоит изводить себя напрасными опасениями.

Свои уверения гном подкрепил несколькими кивками. Но легче от этого на душе у Взлетающего Орла не стало.

Эльфрида возлежит в своем шезлонге; Игнатиус сидит рядом с ней на стульчике; макраме небрежно брошено на пол — единственный штришок неаккуратности в идеально прибранной комнате. Из рупора фонографа льется старая-старая песня.

День перевалил за полдень, и туманная дымка сменила цвет с утреннего золота на дневную желтизну. Желтый — цвет жизни , вспомнил Взлетающий Орел, сидя на скрипучем стуле с прямой спинкой напротив своих хозяев и рассматривая их. Терраса погружена в легкую прозрачную дымку. «Время замедлило ход», — с удовольствием сказал себе Взлетающий Орел. Он был почти счастлив. В К. прошлое снова обретало смысл — это была маленькая модель живущего в мире и согласии света, здесь можно было найти все, даже весь спектр национальностей: О'Тулл, Черкасов… Имена этих людей воскрешали прошлый мир к жизни вне зависимости от того, нравился он им или нет. Здесь, в теплой и уютной утробе дома Гриббов, Взлетающий Орел наконец обрел то, что давно искал и чего давно желал — покой.

Здесь ревностно охранялись спасенные останки прошлого. Для человека, всеми силами стремящегося найти себе дом, это имело огромное значение.

Он смотрел на Эльфриду: опустив очи долу, она выслушивала рассуждения своего мужа. Смотреть на эту женщину было само по себе удовольствие. Длинные пальцы Эльфриды с ловкостью сплетали шнуры, создавая непередаваемо сложный узор. Это зрелище способно было погрузить в гипнотический транс.

Вот что говорил Игнатиус:

— По моему мнению, одно главных достоинств К. — это отсутствие здесь ученых. За это я особенно ценю наш городок. В прежней жизни я находил досадным повсеместное стремление технократов приписывать имя «ученый», иными словами «человек знания», только себе. Едва технократы исчезли, наука вернулась к ее исконным хранителям: учителям, мыслителям и абстрактным теоретикам вроде меня.

Однако в отсутствие технократов возникает опасность, мой друг, склониться в сторону суеверий; в этом плане на нас, мистер Орел, возлагается огромная ответственность: рационализация окружающего мира. Мир таков, каким мы его видим, ни более, ни менее. Эмпирические данные — единственный базис философии. Я не реакционер; в ранней юности я смеялся над идеей бессмертия, но как только эта идея доказала свое превосходство, я принял ее. Я могу благодарить технократов лишь за одно — они отдают должное тому единственному, что того заслуживает. Посвятить целую жизнь изучению одного предмета воистину благодать — жизнь в этом городе, спокойную и размеренную, я, будь я суеверным, мог бы назвать чудом. Здесь любой может безраздельно посвятить себя своему основному интересу, и это ничего не будет ему стоить; любому здесь предоставлены стол, кров и общество людей. Благодаря этому, а также вечной игре противопоставления тезиса и антитезиса, счастье достижимо практически для любого. Например, я счастливый человек, мистер Орел; и знаете почему? Расскажу, но позвольте мне сделать это окольным путем.

Так же как и вы, мистер Орел, мы прибыли на остров сравнительно недавно; я говорю «сравнительно», поскольку речь идет о нескольких столетиях. По прибытии я немедленно узнал несколько местных расхожих легенд; легенд, безосновательность коих почел своим долгом постепенно довести до умов горожан. Кстати говоря, тот случай стал интересным применением моих философских взглядов на национальное наследие — я изучал возникновение и развитие мифологии в изолированной группе долгожителей. В любом случае, мистер Орел, что бы ни избрали себе вы, смею надеяться, это не станет началом нового или подтверждением старого мифа.

Взлетающий Орел внезапно почувствовал, что ступил на тонкий лед.

— Не хотите ли вы сказать этим, сэр, что Гримуса не существует?

Вопрос заставил Грибба раздраженно поморщиться.

— Да, да, да, да, да, — очередью выпалил он. — Именно это я и хотел сказать. Не существует ни Гримуса, ни его сказочной машины, ни таинственных измерений, ничего такого. Все это бредни идиотов вроде Джонса — увлекая умы, он ослепляет их и уводит от насущной действительности.

— Вы чрезвычайно удивили меня, мистер Грибб, — отозвался Взлетающий Орел. — Позволю себе не согласиться с вами.

— Вы слишком много времени провели с этим фокусником… с этим шарлатаном. В городе ему нет места.

Было видно, что Грибб разозлился. Раскрасневшийся карлик.

— Дорогой, — подала голос миссис Эльфрида, — возможно, тебе будет небезынтересно услышать о собственных впечатлениях мистера Орла. Он наверняка приобрел обширный и любопытный опыт.

Грибб с усилием взял себя в руки.

— Да, конечно, — согласился он. — Ты как всегда права, дорогая, дорогая, дорогая. Я с удовольствием выслушаю вас, мистер Орел.