Салман Рушди - Гримус

Взлетающий Орел глубоко задумался — по всей видимости, в К. болезнь измерений была неизвестна; кроме того, насколько он успел понять природу этого явления, измерения давно уже освободили его сознание. Общество Виргилия Джонса, конечно, было для него не лучшим. Но разузнать о Джонсе побольше все равно хотелось.

К тому же ясно было одно — следует собрать как можно больше сведений о Гримусе, неважно, кто это — подлинное или вымышленное лицо. Только так он мог разобраться и в себе самом.

И потом — куда делся Виргилий Джонс?

— Хочу заверить вас, сэр, — торжественно объявил он Гриббу, — что в своих изысканиях я не собираюсь становиться ни отщепенцем, ни выскочкой, ни еретиком. Для меня большая честь быть принятым в вашем доме. В месте, напитанном знанием, рождаются только умные и высокие мысли.

— Так, так, так, так, — умиленно затараторил мистер Грибб.

— Господи Боже мой, — вскричала вдруг Эльфрида, — если мы собираемся обедать у Черкасовых, то мне нужно лететь одеваться.

Помятый человек с синяком на лице, в порванном костюме, постучался в дверь борделя. Он стукнул семь раз. Сразу после седьмого удара дверь распахнулась настежь и глухо ударилась в стену. Горящие свечи в канделябре: женщина в длинном прозрачном пеньюаре, распущенные темные волосы каскадом ниспадают на плечи, лицо сияет. Человек шатаясь входит внутрь; дверь за ним закрывается. Пустыни без оазисов не бывает.

Тот же человек лежит на кровати, его голова покоится на коленях чернокожей девы, он спит, а она поет ему колыбельную. Позади них неподвижно стоит совершенно нагая девушка; перед ложем на ковре лежит на боку женщина в прозрачном пеньюаре и молча смотрит на спящего. Вот слова колыбельной:

Через некоторое время человек приходит в себя и слабым голосом просит дать ему прибежище; а поскольку бордель есть прибежище, то в просьбе ему не отказывают. Ему приносят пищу и чистую одежду.

— Твой тезка Чанакия, — шепчет Виргилию Кама Сутра, — мог взять в одну руку кусок раскаленного угля, а в другую — прохладную грудь юной девушки и не почувствовать ни боли от ожога, ни наслаждения нежной плотью. Ты способен чувствовать и то и другое — благо это или несчастье, решать тебе. И теперь, когда ты познал огонь сполна, позволь женщине излечить тебя.

Индианка прилегла рядом с ним; из ее горла начал исходить глухой клекот, напоминающий воркованье голубей. Потом она подняла руки и приложила ладони с растопыренными пальцами к углам своих миндалевидных глаз. Увидев, что Виргилий и после этого продолжает лежать неподвижно, она взяла его ладони и положила их на свои высокие груди. Постепенно его руки задвигались.

— Успокойся. Чувствуй себя как дома, — сказала Кама.

Виргилий последовал ее совету.

— Если не отрываясь всматриваться в черный кружок в центре белого листа бумаги, — сказала ему Ли Кук Фук, — то кружок либо исчезнет совсем, либо примется расти, пока не станет казаться, что он занимает весь лист. В древнем символе инь-ян в доле инь содержится пятнышко ян, а в доле ян пятнышко инь, что символизирует присутствие в каждой половине семени его противоположности. Если всматриваться в одно из этих пятнышек, то постепенно оно разрастется в облако; тогда в твоем разуме нарушится равновесие и наступит опустошенность, от которой ты сейчас страдаешь. Я помогу тебе отвести глаза от этого облака; путем совокупления и любви гармонию можно восстановить.

Китаянка обвилась вокруг Виргилия наподобие змеи, обхватила его руками и ногами так, что он потерял всякую способность двигаться; ему ничего не оставалось, кроме как ответить взаимностью.

Следующей ночью Флоренс Найтингейл снова пела ему колыбельную, и Мидия снова стояла над ними, а мадам Джокаста возлежала у их ног. Пение Флоренс напоминало журчание воды, чистой и свежей воды в быстром вольном ручье. На этот раз Виргилий спал гораздо лучше.

— Есть люди, чей удел сильно отличается от судьбы остальных людей, — говорила Ли Кук Фук. — Среди мыслителей можно отметить лишь полное отсутствие у них практичности; среди людей действия обычно отмечается несовершенство мышления. Люди, в ком эти свойства проявляются особенно ярко, обычно испытывают непереносимую тоску по своей противоположности. И те и другие обычно одиноки, окружающие недолюбливают их, да и сами они не способны заводить друзей, ведь дружба всегда подразумевает частичное принятие чужого образа мыслей. Но в их одиночестве может и не быть особой беды: одному жить не так плохо, ибо мудрость редко отыщешь в толпе. Бывают, однако, времена, — заключила она, тая в его объятиях, — когда даже такие люди нарушают свое одиночество.

Мадам Джокаста подняла крышечку смотрового глазка. Кама Сутра демонстрировала Виргилию Джонсу позу из тантрической йоги. Совершенно голый Виргилий сидел на постели Камы в позе лотоса; сама индианка располагалась лицом к Виргилию у него на коленях и обвивала ногами его талию. Их глаза были закрыты, их половые органы соединены. Джокаста удовлетворенно кивнула.

Виргилий Джонс мирно сидит вместе с Флоренс Найтингейл в ее постели. На ночном столике в головах кровати стоит блестящий бронзовый кувшин с вином. Джокаста, Мидия, Кама и Ли полукругом стоят перед постелью Виргилия и Флоренс.

— Мы рады видеть тебя дома, Виргилий, — говорит мадам Джокаста.

— Предлагаю тост, — объявляет Виргилий, — за Дом Взрастающего Сына и его обитательниц — ангелов милосердия.

— А мы пьем за исцеление ваших душевных ран, — отвечает Джокаста.

Виргилий осушает бокал до дна. Флоренс тут же наполняет его снова.

— Можно, я сыграю что-нибудь, мадам? — спрашивает она.

— Вот это было бы чудесно! — восклицает Виргилий. — Сыграй нам и спой.

Флоренс берет свою лютню и готовится петь. Глядя на нее, Виргилий вспоминает строки из другой песни.

Сон мне однажды приснился,

Милая дева с цимбалами…

Но в эту секунду чернокожая Флоренс начинает петь, и он забывает все прочие песни и стихи:

Абиссинская дева с цимбалами пела ему

о великой Горе Абора.

В кровати их двое — могильщик с античным именем и шлюха с античным профилем.

— После предательства Взлетающего Орла я очень сильно страдал, — говорит Джокасте Виргилий. — Но теперь все забылось. Мне уже все равно.

— Ты можешь остаться здесь жить, Виргилий, если хочешь, — отвечает ему Джокаста. — Будешь жить в Доме и присматривать за девушками. Хватит тебе бродить вверх и вниз по склонам этой проклятой горы, ты уже достаточно повидал и совершил. В том, что случилось с нашим островом, никто не виноват. Пора тебе отдохнуть. Пускай твой Взлетающий Орел отправляется дальше один, если хочет; ты сделал для него все, что мог.