Салман Рушди - Гримус

Игнатиус замолчал. Взлетающий Орел потерял нить его рассуждений еще где-то в самом их начале и, как он подозревал, Ирина с Эльфридой тоже. Повернувшись, он обнаружил, что граф Черкасов и Мунши уже появились в дверях гостиной. Внешность Мунши поразила его — пронзительный кликушеский голос вовсе не вязался в нем с густой бородой и солидной осанкой.

— Мистер Мунши зашел засвидетельствовать свое почтение, — объявил Черкасов. — Он сейчас же уходит.

— Я действительно зашел сказать, что ухожу, — подхватил Мунши, — но совсем не для того, чтобы свидетельствовать свое почтение. В особенности вот ему. — Мунши мотнул головой в сторону Игнатиуса Грибба. — Самодовольный лицемер — вот кто он такой. Ваши идеи, мистер Грибб, связывают нас по рукам и ногам. Вы идеологический оплот тирании. А теперь я ухожу, — закончил он, повернулся на каблуках и действительно вышел вон.

– Вот так , — весело заключила Ирина.

— О чем он говорил? — удивленно спросила Эльфрида. — Неужели он имел в виду, что опровергнутый Игнатиусом миф об острове Каф на самом деле правда?

— Я всегда знал, — подал голос Грибб, — что главный опиум для народа — это суеверия.

Взлетающий Орел продолжал рассматривать Ирину и Эльфриду. Черкасов принялся утирать лоб с еще энергичнее, чем обычно.

— Не обращайте внимания на его слова, — торопливо проговорил он. — У этого человека затуманен разум.

Грибб прав. Если только суеверия не основываются на фактах. Но даже отвергая суеверия, мы не освобождаем себя.

За стеной снова начали бить в гонг.

Ирина Черкасова встала.

— Если все уже закончили с обедом, — проговорила она, — то, думаю, вы извините нас, если мы вас покинем. Эльфрида?

Дамы удалились. Игнатиус, граф Черкасов и Взлетающий Орел перешли в соседнюю комнату, где у графа, очевидно, был устроен кабинет и спальня. Под сводами опустевшей гостиной по-прежнему разносились звон и грохот, производимые протестующим борцом за права угнетенных.

Взлетающий Орел был погружен в свои мысли — он думал о том, как бы половчее представить для обсуждения предмет своего основного интереса; присутствие Грибба позволяло завести разговор на эту тему почти непринужденно, тем более что, как он понял, граф предпочитал сводить свою деятельность в островном сообществе к роли скрепляющей печати.

— Я представляю себя историком острова Каф, — объяснил Орел. — Как вы понимаете, я очень долго жил без корней; и коль скоро я решил теперь пустить корни здесь, то для начала мне будет полезно как можно больше разузнать о городе. А также и о самом острове и о горе.

— Да, да, конечно, хорошая мысль, — отвечал граф.

— Кроме того, — продолжил Взлетающий Орел, — я хорошо работаю руками. Разбираюсь в механике и строительстве. За время своих странствий я много узнал. Буду рад предложить в К. свои услуги любому, кто решит построить дом или кому понадобится ремонт. Таким образом я смогу быстрее узнать людей.

— Очень хорошо, — отвечал Черкасов. — Замечательно.

После этого граф ненадолго удалился с Гриббом в дальний конец комнаты, где они о чем-то тихо переговорили. По поведению Грибба было заметно, что в таких вопросах к его мнению прислушиваются, хотя в остальном он стоял на социальной лестнице гораздо ниже русского аристократа.

— Мистер Орел, — объявил наконец граф, — я одобряю ваш выбор. Игнатиус считает, что ваши изыскания никому не причинят вреда, и я присоединяюсь к его мнению. Мистер Грибб весьма уважаемый в городе человек, он очень много для нас сделал, если вы еще не в курсе. Помог нам основать здесь… нормальное… управляемое сообщество. И все благодаря его проницательному уму, развеявшему немало мифов.

— Благодарю вас, — ответил Взлетающий Орел, — и мистера Грибба.

— Добро пожаловать в К., — объявил Александр Черкасов, выставляя для пожатия большой палец.

«Вот я и дома», — подумал Взлетающий Орел.

Они вернулись в гостиную, и к ним присоединились дамы. Эльфрида бросилась к мужу с вопросом. — Игнатиус, только что я спрашивала Ирину о странном случае прошлой ночью. Ты не просыпался, ничего не чувствовал? Так и проспал спокойно до утра?

— О чем это ты, дорогая? — с вежливым терпением в голосе поинтересовался Игнатиус.

— Ну как же… какое-то затмение, провал. Словно все куда-то исчезало, но тут же вернулось на место.

— Любопытно, — ответил Грибб.

— Миссис Грибб совершенно права, — подал голос Взлетающий Орел, — это напоминало провал во времени… и пространстве.

— Но послушайте, послушайте, послушайте, — заторопился Игнатиус, — подобное совершенно невозможно. Этому нет логического объяснения. Утверждая, будто прошлой ночью был момент, когда все перестало существовать, вы сами себе противоречите. Если все прекратило существование, следовательно не было и времени, поэтому говорить о моменте всеобщего несуществования нельзя, как нельзя говорить и о «коротком» периоде небытия.

— Но это действительно было, — упрямо настаивала на своем Эльфрида.

— Но, дорогая, — начал раздражаться Грибб, — как ты можешь, утверждая, что на секунду мир прекратил существование, говорить об этом как о событии? Если не было ничего , то и отсутствие всего просто не могло иметь место. Само понятие события связано с сутью существования; небытие не может существовать, таким образом, момента несуществования тоже быть не может.

Грибб мрачно замолчал, как будто удовлетворенный победой в споре. Взлетающий Орел решил не ввязываться в прения; Грибб был не из тех, с кем можно спорить и рассуждать с удовольствием. Эльфрида тоже сделала вид, что согласилась, хотя, очевидно, не была убеждена.

Бросив короткий, но многозначительный взгляд в сторону Взлетающего Орла, Ирина громко проговорила:

— Прошу всех простить меня; мне на несколько минут нужно выйти в сад; днем я оставила кое-что на траве и не хочу, чтобы оно теперь испортилось от росы.

Графиня вышла из гостиной. Через несколько минут Взлетающий Орел попросил графа показать ему дорогу в ванную. Граф исполнил его просьбу и оставил Взлетающего Орла одного. Тот с удовлетворением отметил, что окно ванной можно легко открыть и, выбравшись через него наружу, попасть в сад к Ирине, не привлекая ничьего внимания. Он повернулся и запер дверь на задвижку.

Взглянув в зеркало над умывальником, Взлетающий Орел сказал вслух своему отражению:

— Теперь, когда свои дела ты устроил, нужно скорее разыскать старого Виргилия и извиниться перед ним. Друзей забывать негоже.

Не успел он договорить, как случилось невозможное — в зеркале, за спиной у его отражения , начала отворяться дверь. И он и его отражение молча стояли и в ужасе смотрели друг на друга и на открывающуюся дверь.