Владислав Задорожный - Защита от дурака

— Ты не обижаешься на меня?

— За что? Ах, ты о том . Нет, я давно забыла. Это не имеет никакого значения. Просто мы были молодые и глупые. В жизни есть вещи поважней. А агломерата и агломератку должны связывать более крепкие узы — духовная общность. Поэтому твой поступок — ничто, он не мог обидеть меня. Ты не коснулся духовного.

а во взгляде ненависть ненависть ненависть мы ведь старые друзья говорит а глаза пустые птичьи, несерые пустые потому что меня в них нет

— Как тебе Агломерашка? — спрашивает Фашка. Я забыл, где встретил ее — у нонфуистов — и взахлеб:

— Потрясно! Нелепо, что я до шестнадцатой ступени маялся в проклятой Аграрке. Здесь — жизнь, здесь — гармония, здесь — счастье. Этот спокойный ровный серый цвет, эта величественная безразнообразная архитектура, эти несомненно, невозвратно, безызъянно умные агломераты и агломератки, этот ежедневный парад разума и величественная погоня за Ним, которая завершится грандиозным триумфом, все это взметнуло меня на невиданную высоту. Я вырос в эти дни и, клянусь, дорасту до настоящего коренного агломерата — дай срок!

— Из какой это брошюрки?

Оторопь. В глазах ее оторопь — даже ненависть отодвинула.

Пауза. Любовь беззащитна, говорит Брид.

— А ты, — едва собирая звуки в слова, продрожал я губами. — А ты разве не так приняла? Ты… нонфуистка?

— Бажан, мне кажется, что, если бы выпал случай, то ты снова сделал бы со мной… то же самое. Даже грубее, без чувства вины. Ты не вырос, ты — усох. Ты спрашиваешь, Агломерация? Смрадное ничтожество, спесивое, из-за выеденного яйца, место, где навалено много гладких вертикальных и горизонтальных поверхностей, где накоплено мириады вещей, ценностей и афоризмов. Это одна душная церковь, где молятся Ему, где ждут Его пришествия, где Того, светлого, заменили Этим, иссера-серым. Молись, новоблаженный Бажан, молись. Авось вымолишь себе честь лизнуть зад Ему, когда Он придет и снимет комбинезон… Нет, я не нонфуистка. Нонфуисты — дрянь. Одноглазые среди слепых. А я хочу быть двуглазой, трехглазой!

— Я обвиняю тебя… — слогами, рвано недопроизнес я.

— А я ошиблась и прошу прощения, — нагло усмехаясь, говорит Фашка. — Вина моя и только моя, воистину вина.

Мы стоим друг против друга Увидимся? Нет. Да? Нет. Да?

— Да. Ведь мы родные, и мне жалко тебя. Среди нас, небогатых, ты особенно беден. Я не хочу, чтобы ты усох.

Не понимаю ее. Ей бы меня возненавидеть.

Ежеступенный Парад Разума. Впервые — я.

Рядом шагает Брид, и я с восторгом пялюсь на его отглаженный лиловый комбинезон. У него какие-то неприятности, и он бурчит непонятное, бубнит всю дорогу до площади перед Оплотом:

— Жители Агло живут поразительно прекрасной жизнью. Большинству из них противна их ежепопыточная работа, и они блаженствуют, потому что ради общего блага им выпало счастье преодолевать свое отвращение к труду и служить общему. Рано утром, когда они мучительно хотят спать, они бодро и радостно вскакивают, чистят свои гнилые кровоточащие зубы, съедают ту дрянь, которую им подсовывают на складах продуктов, бреются тупыми — Защита! — бритвами или намазывают лицо до неузнаваемости и спешат, чтобы не опоздать; потом одни трудятся до мозолей — единицы, другие слоняются по производствам и делают вид, что над чем-то усиленно думают; те и другие в определенный час идут обедать, в определенный час едут домой. И так — в течение десятков ступеней. Они никогда не задумываются: для чего они живут, ради какой такой цели встают, не доспав, и мчатся создавать материальные блага, почему вечера напролет смотрят ласкатели зрения и слуха, которые сами презирают и клянут за скучное однообразие; не задумываются, зачем женятся или выходят замуж, кроме животного желания и продолжения рода — то есть новых агломератов, которые, недоспев, побегут создавать материальные блага. Они не задумываются, почему они ради производства все новых и новых вещей — новых модных разновидностей того-то и того-то — отдают самое дорогое в жизни, а именно свое время. Тогда как: можно было бы производить разумный минимум вещей и отдавать время более важному, чем новая модель туфель, новый ласкатель или новый вид туалетной бумаги. Но они уже не могут остановиться и договориться о прекращении безумной возгонки вещей, о прекращении делания все новых агломерашей — для непонятной, бесцельной жизни, направленной только на все более совершенное самообеспечение вещами, шиманами, мебелью!.. Ты, Бажан, не слушай. Впрочем, ты шиша не поймешь — поэтому я тебе все это и говорю… Духовная Революция? Мы ее и не нюхали…

Мы с трудом пробивались сквозь толчею на площадь к Оплоту. Толпы были в сто раз больше, чем во время встречи нонфуистов. Площадь была единой сплошной толпой. Перед Оплотом были трибуны, перед ними — ряд лиловых. На трибунах много-много людей в диагоналевых комбинезонах — президенты. Они держались тройками, а тройки все время быстро перемещались по трибуне, которая была как бы огромной сценой.

— Брид, почему президенты не стоят на месте, а словно мелькают?

— Хотят спрятаться друг за дружкой. Каждый в тройке норовит спрятаться, и каждая тройка, в свою очередь, то же старается укрыться. Тройки, которые оказываются впереди проталкиваются внутрь. Они боятся ответственности. Это «танец президентов». А главное, мы никогда не знаем, кто какое решение принял и кому мы за него должны либо сторицей, либо в омут головой.

Все президенты были великолепны, их так много, что я не знаю, на которого смотреть.

— А вот тот, чубатый, — говорит агломераткин голос рядом, похоже, на ногах не держится.

Я ошеломленно оглядываюсь. С остервенением: кто? Но вокруг десятки агломераток — и все смотрят на толпу президентов с одинаково восторженным выражением лица. Очевидно мне послышалось.

Президенты — выступать. К микрофону — и говорить.

Я не все понимаю. Кое-чего не слышу. Голова трещит. Ура! Ох! Разум! В диагоналевых комбинезонах. Ура!

— …Окинем взглядом достижения Разума! Мы…

— … мы также положили конец многовековой борьбе агломерата с природой — мы загнали природу в Аграрку и в резервацию, где она медленно дотлевает и больше уже ничем не грозит агломерату.

— …мы высушили моря и превратили их в колоссальную свалку, видную далеко из космоса, мы превратили планету в Пустицу. Да здравствует Разум!

Толпа владеющих, подхватывая, закричала:

— Да здравствует Разум!

Толпы подвластных пророкотали:

— Да здравствует Разум!!!

— …мы разумно осваивали космос и участвовали всего лишь в полутора миллионах войн и потеряли в них только девяносто два миллиарда агломератов. Эти ничтожные потери Агломерации есть яркое выражение торжества Разума на протяжении всей истории Агломерации! В то время, как мы могли не потерять ни одного агломерата погибшим, мы потеряли всего лишь девяносто два миллиарда. Вот к чему приводит Разум. По-настоящему оценить неповторимость жизни агломерата, глубину этой жизни можно только после того, как он перестал быть. Наше огромное счастье, что мы смогли познать утрату 92 миллиардов агломератов. Тем самым мы остро ощутили неповторимость каждой из этих жизней в оценили горечь потерь. Если бы мы не ценили так высоко жизнь каждого, именно каждого, тогда бы погибло не 92 миллиарда, а намного меньше. Но мы принесли на алтарь самое ценное.