Владислав Задорожный - Защита от дурака

— Да здравствует Разум!

— Да здравствует Разум!!!

— …мы добились того, что стоит одному агломерату солгать в одном конце Агломерации, и эту ложь через несколько долек времени уже принимают за незыблемую правду во всех уголках огромной Агломерации. Это и есть чудо средств коммуникации. А правда — это что? Это то, что никого не обижает.

— Да здравствует Разум!!!

Среди рева толпы я вдруг явственно слышу чье-то:

— Чем трепать языками, Дурака бы лучше изловили. А то чучело его каждую ступень жгут…

Я остервенело кругом. Все с одинаково восторженными лицами. Почудилось?

— Да здравствует Разум!!!

Толпа взвыла миллионноглоточно, дрогнула и серым студнем, колыхнулась в сторону трибуны президентов. Передние готовы повалиться на шеренгу лиловых, не подпускающих публику к трибуне, но внезапно словно упираются в невидимое препятствие.

— Электромагнитный пояс, — поясняет криком Брид. Оказывается, он здесь, не оттерли еще. — Невидимая стена. В комбинезоны всех агломератов вшиты тонкие пластины металла — и пояс отталкивает их со страшной силой.

Толпа продолжала неистовствовать, так что я едва слышу Брида, который мне в ухо.

— За-щи-та! За-щи-та! Ра-зум! По-бе-да! — скандируют кругом, аж уши трещат.

— Вот животы поотьедали, падлы! — прозвенел рядок чей-то. Я не стал оглядываться и искать: кто? Я, наверно, переволновался — и мне чудятся голоса. Может, это мои внутренние голоса? Тогда — о ужас? Нет, во мне нет, не может быть подобных голосов. И в толпе не может. Я брежу.

Внезапно вижу невдалеке агломераша, зажатого среди взрослых. Он истерически рыдает. И вдруг среди всего гама, ора — возможно, по губам — я отгадал, что он кричит: «Мама! Мамуся!»

Он тянется к агломератке, которая не смотрит на него, иступленно орет и рвется вперед, ближе к родным диагоналевым комбинезонам.

Я кричу Бриду, что надо спасать ребенка, но он не слышит. Тогда я стал пробираться к агломерашу. Я толкаю агломератов изо всех сил, грубо, но ни один не обращает внимания. Тут толпа сгустилась еще больше и я остановился в не скольких шагах от агломераша, зажатый в тиски, — дальше не пробиться.

— Да здравствует Разум! Нет Дураку! Нет! Нет!

Агломераш упал. Я — а-а-а! Кто-то большой на

волокут вперед. Не видят — а-а-а! Кто-то на лежащих вскочил, чтобы лучше видеть вперед

— Ребенок! — рву себе легкие. — Ребенка задавили! Расступитесь! О галактика! — Они не слышат.

— Да здравствует Разум!

— Нет — Дураку!

— В порошок Дурака!

— Ура семи условиям Победившего Разума!

— Ребенок! Спасите!

— Мы победили! Мы победим еще лучше!

— О, спасибо Разуму!

— Эй, что тут за дрянь мокрая под ногами?

Брид бьет кого-то наотмашь.

— Пробивайся сюда, — орет мне, — а не то хана. . . . .

. . . . . сидим в каком-то подъезде. Брид бинтует мне голову рукавом от своего комбинезона — оторвал.

— Легко отделались, — еще тяжело дыша, сбивчиво, приговаривает он. Снаружи после умеренной тишины — снова рев.

Жуть.

— Чего там еще? — содрогаюсь.

— Небось чучело Дурака сжигают.

Я выполз из подъезда. Отсюда виден приличный кусок площади перед Оплотом. Над толпами колышется многометровое чучело — лишь отдаленно формой напоминает агломерата. Оно вымазано черным и броско выделяется над серым морем толпы.

Крики сильнее. Президенты неистово у микрофона, стараясь перекричать толпу. Как будто сто ракет стартовали одновременно.

Метнулась вверх точка огня — и вся черная фигура сразу вспыхнула. Стартовали еще двести ракет, и еще двести. Я заткнул уши.

Фигура Дурака медленно горит, и стали вдруг заметны сгустившиеся сумерки.

Я зачарованно смотрю на языки пламени.

Я хочу, как можно скорее, прекратить делать то, что хочется. Ходить и ездить туда, куда мне хочется, распоряжаться своим временем по своему усмотрению. Я хочу прекратить думать то, что мне хочется, и хотеть того, о чем мне думается. Я хочу думать, хотеть и делать только то, что положено. Я хочу перестать быть недоразвитым, гадким, тупым мальчишкой — и стать полноценным живым существом, которое думает, хочет и делает лишь то, что положено. А я то и дело ошибаюсь. Деревенщина!

Немыслимый шум внезапно больше не раздражает, я даже отпускаю уши. Сладкий покой на меня. Дурак неспешно, верно, необратимо горит, и душа моя пылает радостью. Я рванулся бежать на площадь.

Брид подсек меня — и я падаю.

— Не спеши, олух! — шипит Брид.

Я укусил его. Он вскрикнул, но больше драться не стал.

Сидя на покрытии тротуара, я восторженно ласкаю взглядом дрожащий студень толпы. Я с ними, один них. Мои чувства — их чувства.

— Да здравствует Разум! — выкрикиваю я что есть мочи. Чучело внезапно вспыхивает, ломается пополам, рушится прямо на чьи-то головы!

— В клочья Дурака!!!

Даже если бы у меня из горла хлынула кровь, я бы не остановил свой счастливый крик. . . . . . . . . .

— Сейчас начнется праздничный карнавал, — с нехорошей улыбкой говорит Брид. — Это очень веселое мероприятие, поэтому я предпочитаю скромно удалиться. У меня что-то бок разболелся.

— Постой, Брид, а что такое карнавал? — говорю я.

— Это не просто карнавал, это разумныйкарнавал. Его особенность — каждый на несколько часов становится самим собой.

— Значит, все остальное время, всю ступень…

— Это ничего не значит, — грубо перебивает меня Брид. — Я тебе говорю: на этот карнавал надо являться со своим истинным лицом. Ты что, остаешься? Брось, лучше спрячемся, до моего дома все равно не успеем.

Мы зашли в подъезд. Привычно пахнуло помоями. Голова больше не кровоточит. На улице, как я заметил, происходит странное: агломераты поспешно разбегаются с площади перед Оплотом, пустеют и окружающие улицы. Кто же будет участвовать в веселом карнавале? Брид помалкивает.

Через полчаса улицы пусты. Брид привалился к обшарпанной стене и дремлет. Я, то и дело, выглядываю наружу. Ну, пустыня, Пустица. Это после столпотворения-то. Хотя бы где-нибудь, хоть один прошмыгнул. Даже не видно обычных патрульных шиман лиловых. Фонари льют свет на пустые шоссейные траншеи. Агломерация словно перестала быть. Только посапывание Брида отпугивает мой страх.

Вдруг — сразу, грохотом — музыка!

Брид подскочил и заморгал глазами. Его лицо искривилось от ужаса и отвращения.

— Ты, Бажан, крепкий, нормально переносишь музыку. — говорит.

— Так я ж привык в Аграрке. У нас, что ни вечер, — то песни, а то и танцульки.

— Тьфу, гадость! — говорит Брид.

Музыка набирала силу, становилась все веселее, ритмичнее.

Прямо хоть в пляс. Но ничто нё двигалось на улицах. Мне захотелось вида хотя бы кошки приблудной или куцехвостой собаки, но в Агло их нет. Даже нет лиловых. Словно эти прекрасные, благородные агломераты боятся показать свое истинное лицо.