Александр Бачило - День гнева (сборник)

Он невидяще, он оторопело уставился на нас:

— Огненный шар… Ослепительный огненный шар без дыма, без копоти… И все!.. Ни звука, ни осколков… Если даже речь идет всего лишь о новом типе взрывчатки, даже в этом случае мы не можем не продолжить наши поиски. Разве не так?

В разборном кабинете шефа стояла тяжелая тишина.

Потом, не сговариваясь, шеф, Джек Берримен и я дружно кивнули.

“… Не хочу никаких исторических экскурсов. Не хочу напоминать о Больцмане, цитировать Клода Шеннэна, говорить о Хартли и Силарде, взывать к духам Винера или Шредингера. Загляните, если хочется, в энциклопедию — там все есть. Я же предпочитаю чашку обандо. Очень неплохой напиток, его многие признают”.

— Джек, — я выключил магнитофон. — Это голос Кея Санчеса?

— Конечно.

— Он всегда такой зануда?

— Ну что ты, Эл, в жизни он гораздо занудливей. Я сходил с ума, так как мне иногда хотелось его ударить.

— Ты не ударил?

Джек неопределенно пожал плечами:

— Зачем? Он достаточно разговорчив.

“…Альтамиру закрыли в первые часы военного переворота. Престарелый президент Бельцер бежал на единственном военном вертолете, его министры и его семья были схвачены нашей островной полицией и, естественно, оказались в тесных камерах башен Келлета. Закрыть Альтамиру, кстати, оказалось делом вовсе не сложным: спортивный самолет, принадлежащий старшему инспектору альтамирской полиции (он пытался последовать за вертолетом Бельцера) врезался при взлете в лакированный пароконный экипаж, в котором некто Арройо Моралес, имя я хорошо запомнил, вывозил на прогулку свою невесту. Ехали они прямо по взлетной полосе и данное происшествие надолго вывело ее из строя”.

— Поистине, ни к месту, ни ко времени, — фыркнул я. Меня рассмешил этот Моралес.

— Помолчи, Эл. Если ты каждую минуту будешь нажимать на стоп, мы не управимся с этим делом и за сутки.

“…Это был третий военный переворот за год.

Радиостанция, конечно, не работала. По традиции перед переворотом патриоты взрывали центральный пульт. Телецентр же давал на экраны одну и ту же картину: “Пожалуйста, соблюдайте спокойствие”. Выключать телевизор запрещалось. Думаю, запрещалось и взрывать его центральный пульт. Не будь телевидения, как даже в нашей маленькой островной стране вовремя объяснить, что университет закрыт как источник нравственной заразы (я, кстати, потерял работу как злостный разносчик этой заразы), а национальный напиток обандо крайне вреден не только для самого пьющего, но и для его семьи?

О перевороте я узнал случайно. Политикой я давно не интересовался, президент Бельцер, генерал Хосе Фоблес или снежный человек, привезенный с Гималаев, это мне было все равно Но тишина, вдруг охватившая Альтамиру, удивила меня. Как обычно, я сидел на берегу ручья, готовясь принять первую чашку обандо. И как обычно, я заранее возмущался появлением единственного вертолета над головой. Но вертолет не появился. Со стороны города слышалась еще стрельба, но потом и она стихла, и я услышал необыкновенный шорох, шелестение — летали стрекозы.

Впрочем, и грохот выстрелов, и мертвая тишина кажутся мне одинаково опасными. Одна святая Мария знает, прав ли я. Конечно, тишина, нарушаемая лишь стрекозами, приятнее выстрелов, к тому же предыдущую ночь я провел у Маргет, а у моих ног стояла пузатая бутыль с прозрачным обандо. Это крепкий напиток всегда был любимым напитком альтамирцев, и всегда Почему-то его употребление жестоко преследовалось. Президент Бельцер пытался уничтожить частные заводики по производству обандо, генерал Ферш ввел смертную казнь. Я сам в свое время видел списки повешенных — “за злоупотребление обандо”. По закону они должны были быть расстреляны, но с патронами всегда было туго, повешение в любом случае дело более экономичное”.

— Народ всегда на чем-нибудь экономит, — усмехнулся я.

— Чаще всего на веревке, — Джек понял меня. — Может, это и правильно.

“…В то утро, когда стихли выстрелы и я услышал шелест стрекоз, я, как уже говорил, сидел на берегу холодного ручья в очень удобном, в очень укромном месте, рядом со старой мельницей, принадлежавшей Фернандо Кассаде. Не торопясь, предчувствуя, предвкушая истинное удовольствие, я сбросил с ног сандалии. Обнаженные ноги я столь же неторопливо опустил в воду почти по колено. Только после этого, все так же не торопясь, понимая всю важность процедуры, я наполнил прозрачным обандо весьма объемистую оловянную кружку. Такую кружку следует осушать сразу, залпом, одним махом, иначе велик риск схлопотать нечто вроде теплового удара — таково действие нашего национального напитка.

Впрочем, я все делал по инструкции. Я не новичок в этом деле. Уже через пять минут мощное тепло текло по моим жилам Оно зажигало меня, оно наполняло меня жизнью. Я даже напел негромко древний гимн Альтамиры: “Восхищение! Восхищение! Альтамира — звезда планеты!..” Впрочем, пение никогда не было самым сильным моим увлечением, еще через несколько минут я просто лежал в траве и смотрел в облака.

Мне нравится обандо. Говорю об этом с полной ответственностью. Мне нравится его вкус, его действие. Семь президентов, стремительно сменявших друг друга в течение трех последних лет, как ни странно, не разделяли моего мнения. “Обандо — это яд, обандо — это вред, обандо — это путь к беспорядочным связям”. Не знаю, не знаю. Приведенное изречение выбито каким-то тюремным мастером прямо на стене одной из башен Келлета, но меня это не убеждает. Кто осмелится строить политическую платформу на пропаганде обандо? А вот на его отрицании каждый из президентов получил практически все женские голоса. Замечу при этом, и тоже с полной ответственностью, несмотря на закрытие то того, то иного заводика, количество обандо в Альтамире не уменьшалось. Были годы, когда оно, пожалуй, увеличивалось, но чтобы уменьшалось, этого я не помню.

Я лежал в нежной траве. Я смотрел в небо. Я видел причудливые нежные облака. Я был спокоен.

Было, было, я когда-то учился в Лондоне. Тяжкий город, он далеко. Я встречался там с интересными людьми, мои студенческие работы ценил сэр Чарлз Сноу, я немало вечеров провел со своим приятелем Кристофером Колондом, но Лондон все равно город далекий, тяжкий. Дышится в нем тяжело, его напитки не напоминают обандо. Напитки Лондона приводят к тому, что человек хватается за оружие. Обандо же примиряет.”