Евгений Гуляковский - Мир в латах (сборник)

Мы приземлились, или, точнее сказать, “припандорились”, вблизи от зондов на небольшую каменистую площадку, выступающую над обширным полем, и ровную, словно специально приготовленную для нас. Солнце садилось, лучи его оттеняли неровности рельефа, высвечивали изумрудную зелень трав и мелких кустарников, бугрившихся по всему полю.

Подчиняясь программе, заложенной на случай такого вот коллективного приземления вместе с разведочным катером, зонды вытолкнули из своего металлоорганического чрева длинные, согнутые в коленях, ноги и, как гигантские пауки, пошагали к нам через поле. Приблизились с разных сторон и застыли неподалеку, чтобы в случае нужды защитить катер от нападения, а то и принять на себя первый удар. Так и стоял наш десантный отряд, прислушиваясь к малейшему шороху, приглядываясь к малейшему движению, ощупывая окрестности лучами радаров. Ночь так стоял, день и еще одну ночь. По-прежнему тихо было вокруг. Не сбегались толпы любопытных аборигенов, которых так хотелось увидеть, не появлялись какие-то механизмы, которые должны были появиться хотя бы для того, чтобы выяснить, кто такой пожаловал на планету. А о том, что цивилизация здесь существовала, и довольно высокая, говорили, прямо-таки кричали приборы, фиксирующие интенсивность пси-поля.

— Тут какая-то тайна, — сказала Пандия, устав от ожидания.

— Загадок в космосе не бывает, — машинально ответил я.

— Вечно ты возражаешь.

— Но ведь это правда… Тайнами мы называем то, чего не понимаем. Но все в конце концов объясняется, и тогда нам самим бывает неловко за нашу, пусть мимолетную, веру в существование таинственного…

И вдруг я увидел, что Пандия меня даже и не слушает, смотрит, не мигая, куда-то в россыпь кустов, и лицо ее каменеет от напряженного ожидания.

— Там, — прошептала она, указав глазами на кусты. — Там кто-то есть.

Из-за куста появилось существо, похожее на собаку, и затрусило в нашу сторону. Зазуммерил сигнал тревоги, наш катер и все три зонда ощетинились излучателями. А существо все приближалось. Странно как-то приближалось, зигзагами. И без анализаторов было ясно, что это не слишком высокоразумное существо, потому что не может высокий разум бегать на всех четырех конечностях. Приборы фиксировали каждый шаг, каждый взгляд равнодушных зеленых глаз. Анализаторы лихорадочно обобщали показатели приборов, торопясь понять намерения существа и заранее выработать систему действий в случае его агрессивности. А четырехногое существо, будто и не замечая нас, вплотную приблизилось к катеру. И тут его заинтересовала пятая опора, глубоко вошедшая в грунт. Оно осмотрело ее со всех сторон, вроде даже обнюхало, а затем вдруг подняло заднюю лапу и опросталось на блестящую ледоритовую поверхность опоры.

Все мы отреагировали на этот поступок аборигена по-разному. Электронный мозг, со свойственной ему педантичностью, принялся за анализ жидкости, вылившейся на опору. Я расхохотался, подумав, что так нам и надо, космическим снобам, уверовавшим в свою исключительность, которой, по нашему мнению, все во Вселенной должны либо бояться, либо жаждать. А Пандия побелела от злости.

— Долго мы будем тут сидеть?! — спросила она таким тоном, будто во всем виноват был один я.

— Столько, сколько нужно.

— Кому нужно? Тебе? Перестраховщик несчастный. Ты можешь сидеть, а я выйду.

— Без моего разрешения люк не откроется.

— А ты разрешишь.

— Не разрешу.

— Нет, разрешишь!

— Нет, не разрешу!

— Ну, пожалуйста, — вдруг взмолилась она, поразив меня такой неожиданной трансформацией.

То была сама злость, а то стала сама нежность, какая-то беспомощная детская доверчивость. И я с удивительной непоследовательностью подумал: в самом деле, почему бы не разрешить? Ведь нет ничего такого, что говорило бы о возможной опасности.

Я еще колебался, а Пандия уже стояла возле люка, словно знала меня лучше, чем я сам. Она была необыкновенно красива в эту минуту, в мягком скафандре, обтягивавшем тело, тонкая, гибкая и вся какая-то напряженная, словно пантера перед прыжком.

— Ну?! — нетерпеливо сказала она, блеснув на меня своими темными глазами. — Ну же, миленький!

Я никогда не слышал от нее такого слова и, совсем ошалевший, буркнул электронному мозгу, чтобы пропустил Пандию в переходной тамбур. И тут же кинулся следом, вспомнив вдруг об обязанности разведчика первым встречать опасность.

Но раньше меня в мягкую траву выпрыгнула Пандия. Этому я не смог воспротивиться. Почва была твердой, но не как камень, а как бывает твердо, скажем, дерево. Мы отошли от катера на несколько шагов и остановились, оглядываясь, остро переживая этот редкий момент первой встречи с чужим миром. В синем небе висели пушистые облака, солнце припекало, и, несмотря на систему температурной регуляции, в скафандре было довольно жарко.

— Красивый мир! — воскликнул я, не оглядываясь на Пандию.

Она не ответила.

— Как наша Земля. Пожить бы тут, отдохнуть от космоса…

Сзади послышались какие-то звуки, я быстро обернулся и обомлел: скинув с головы капюшон скафандра, Пандия стояла, подставив лицо солнцу, жмурилась от удовольствия.

— Как хорошо дышится! — На открытом воздухе голос у нее был чуть глуховатый — мягкий, грудной, красивый голос. — Скидывай капюшон, чего боишься?

— Дело не в боязни, надо выполнять инструкцию.

— Я лучше твоих инструкций чувствую, что можно, а чего нельзя.

Это была правда. Десятки уж раз Пандия доказывала свое необыкновенное чутье. Словно в ней самой находились какие-то приборы, улавливающие неведомые излучения будущего. Раньше корабельного электронного мозга она предсказывала опасность или отсутствие таковой и, сколько помню, никогда не ошибалась. Собственно, из-за этой необъяснимой способности она и попала в команду нашей разведочной экспедиции. Единственная женщина, которая с первого же дня стала для меня единственной вдвойне.

— Нельзя нарушать инструкцию, все может быть… — не сдавался я.

— Ничего не может быть. Ты что, мне не веришь?!

Это уже было похоже на шантаж. Ведь она знала, что у меня не повернется язык возразить ей. Я вздохнул, мельком подумав, что обо всем этом придется докладывать командиру, после чего — это уж точно — он меня вместе с Пандией никуда не отпустит, беспомощно огляделся и потянулся к застежкам капюшона.

Воздух был какой-то густой, насыщенный ароматами трав, цветов, а может, и еще чего-то неизвестного нам.

— Мне надоел этот… панцирь!

Пандия рывком расстегнула скафандр и выскользнула из него, маленькая, изящная, в тонком, голубоватом, чуть люминесцирующем комбинезончике, плотно облегающем ее тело.

— Была бы связь, я бы доложил командиру…